Волков. Маскарад

— Помню. Попробуй тут не запомни, — проворчал Дельвиг. — Громкое дело было. Начальник твой тогда как раз статского советника и получил за заслуги. И за то, что пострадал на службе — он ведь лично этого потрошителя ловил с другими сыскарями. И тот их крепко поломал — двоих насмерть, а Виктору Давидовичу руку и хребет.

От удивления я едва не закашлялся. Никогда бы не подумал, что Петербург даже в начале двадцатого века может оказаться тесным до такой степени. Но так уж вышло, что дело Муромского потрошителя вел сам Геловани. И он наверняка смог бы припомнить куда больше подробностей, чем Дельвиг.

Впрочем, я никуда не спешил… пока что.

— Вон оно как, значит. — Я закивал, всем видом выражая сочувствие. — А дальше что было?

— Ну как — что… Полежал с недельку-другую — и снова в строй. Целители быстро на ноги поставили. — Дельвиг на мгновение смолк, вспоминая. — Покойный Вяземский тогда лично занимался, по просьбе государя.

— Да не с ним, ваше преподобие! — Я махнул рукой. — С потрошителем… И что там вообще делал георгиевский полк?

— А вот тут, капитан, странное дело, — отозвался Дельвиг. — Никитин нашим, можно сказать, случайно попался. Ночью вызвали на Прорыв в ночлежку на Васильевском. И наши долго добирались — когда я приехал, Леший уже трех человек загрызть успел. А на втором этаже его какой-то мужик упокоил. Местные сказали — в одиночку, одним топором зарубил… Ты себе такое представляешь?

Вот как раз это я очень даже представлял: тот, кто в этом мире называл себя Игорем Никитиным, в моем родном справился бы не хуже. Силы ему хватало и на полдюжины Леших, да и опыт истребления нечисти холодным оружием имелся такой, что я иногда завидовал.

— Ну… представляю, пожалуй, — осторожно ответил я. — А вот вы, получается, не поверили? Или…

— Да я и разбираться не стал, — отмахнулся Дельвиг. — Не до того было. Отправил унтера мужика искать, а сам с солдатами по этажам пошел. Прорыв-то закрыть надо, а его никто из местных ни вокруг, ни в доме не видел.

— Значит, это Никитин Лешего топором порубил? — на всякий случай уточнил я. — А потом солдаты его узнали?

— Да откуда им?.. В такой темноте тем более. — Дельвиг мрачно вздохнул. — Виктор Давидович тогда уж подъехал со своими. Знали, где искать, сразу в комнату и пошли. А Никитин их будто ждал. Столько шуму было, что на весь квартал треск стоял. Один человек вроде, и роста не богатырского, а наружу рвался, как медведь. Сыскарей как щенков раскидал, а там уж и солдаты подоспели…

— Откуда ж сила такая? — спросил я. — Владеющий?

— Происхождения незнатного, всю войну в унтер-офицерах отходил. — Дельвиг пожал плечами. — Но, видать, Владеющий — если уж самого Виктора Давидовича об стену кинул. Солдаты потом рассказывали, что его и пуля не брала, и штык не колол… А наши стрелять, сам знаешь.

— А вы, получается, Никитина и не видели?

— И хорошо, что не видел. Бог миловал. — Дельвиг по привычке коснулся пальцами креста на вороте. — Иначе, может, сейчас бы с тобой тут и не сидел. Я уже на шум из подвала поднялся, а там…

— Трупы? — поморщился я.

— Трое или четверо — это считая сыскарей. Остальные раненые. Кому руку, кому ребра поломал, а кого просто в сторону откинул. — Дельвиг потер уже начавший зарастать редкой светлой щетиной подбородок. — Тоже странно, кстати. С его силищей, считай, мог всех на тот свет отправить, а он будто убивать-то и не хотел. Ломился, куда глаза глядят. Мы его до самого чердака гнали…

— А потом? — Я навострил уши. — Поймали?

— Нет. Не поймали, капитан. — Дельвиг отвел глаза, будто ему вдруг стало стыдно. — Когда я по лестнице наверх поднялся, там никого уже не было. Из живых, в смысле. Только Прорыв, два Упыря дохлых и унтер. С разбитой головой и переломанный весь… Видать, до последнего стоял.

— А сам Никитин? Удрал?

— Вот тут-то самое интересное и начинается. Его мы так и не нашли, хоть весь чердак облазили вдоль и поперек. Нету человека — и все тут. — Дельвиг чуть понизил голос. — Лестница туда всего одна, по которой я поднялся. Слуховые окна целые. И деваться Никитину, получается, и некуда было — а он как сквозь землю провалился!

— Провалился, ваше преподобие, — усмехнулся я. — Только не сквозь землю.

Куда человек может подеваться из здания, полностью окруженного сыскарями, городовыми и гвардейцами из Георгиевского полка? Очень-очень злыми гвардейцами, только что потерявшими боевых товарищей. И куда бежать, если обложены все выходы…

Все кроме одного — ведущего в никуда.

— Это что ж получается — он в Прорыв сиганул? — догадался Дельвиг. — Ты это хочешь сказать, капитан?

Я предпочел промолчать — слишком уж у его преподобия был обалдевший и встревоженный вид. Закрытое почти два года назад дело Муромского потрошителя внезапно обрело не только продолжение, но и весьма крутой оборот.

— Мы Никитина тогда мертвым объявили, — с явной неохотой признался Дельвиг. — Сначала так, чтобы народ не пугать, а потом как-то и сами уже не вспоминали. Больше его не и видели… А Виктору Давидовичу через полгода чин с орденом дали — на том все и закончилось.