Проклятие! Кеннет с шумом захлопнул дверь. Он не имеет права думать о дочери человека, которого собирается погубить. Слава Богу, что она вообще лишена способности флиртовать. Скорее наоборот, она вся состоит из шипов и колючек. И все же в ней есть что-то неуловимо влекущее.
На пути к лестнице, которая вела на кухню и в комнату для прислуги, они заглянули в парадную столовую.
– Так как секретари считаются джентльменами, то, естественно, вы будете делить трапезу со мной и отцом, – сказала Ребекка в присущей ей язвительной манере.
Кеннет не мог не догадаться, что молодая хозяйка была весьма невысокого мнения о новом секретаре.
Она охотно бы отправила его чистить конюшни, а не в кабинет отца. Кеннет вспомнил слова лорда Боудена о ее возлюбленном, с которым она сбежала из дому, – «непризнанный поэт». Скорее всего, мисс Ситон нравились мужчины худосочные и многословные. Хотя вполне возможно, что неудачно закончившийся роман навсегда отвратил ее от противоположного пола.
Картина, висевшая над буфетом, прервала размышления Кеннета, и он застыл на месте. Поймав нетерпеливый взгляд Ребекки, он счел необходимым оправдать свою медлительность:
– Прошу меня простить, но в вашем доме я чувствую себя как в Лувре. Как вы можете есть, глядя на это чудо?
Мысль о том, что он может разбираться в искусстве, настолько поразила Ребекку, что она невольно смягчила свой резкий тон.
– Вы совершенно правы, – сказал она, – когда ее сюда впервые повесили, я целую неделю не могла проглотить ни кусочка. Полотно называется «Атака в конном строю» и будет включено в серию «Ватерлоо», состоящую из четырех картин, над которыми отец работает последние полтора года. Он надеется выставить все четыре картины в Королевской академии искусств уже в этом году.
Огромное полотно изображало с полдюжины кавалеристов, скачущих на крепких лошадях прямо на смотрящего. Тяжелые, грозящие смертью копыта и сверкающие на солнце сабли, казалось, вот-вот сорвутся с полотна, завяжется кровавый бой. По спине Кеннета пробежали мурашки.
– Потрясающе. И хотя это не совсем реалистично, у меня перед глазами всплывают картины атаки французской кавалерии.
Ребекка нахмурилась.
– Что значит «не совсем реалистично»? – спросила она. – В распоряжение отца были предоставлены кавалеристы Королевской конной гвардии, и он заставлял их снова и снова пускать лошадей во весь опор ему навстречу. Отец делал очень точные зарисовки. Чудо, что он сам не погиб под конскими копытами.
– Художник сгруппировал лошадей вместе, что невозможно сделать при настоящей атаке, – разъяснил Кеннет, – но в этой-то неточности и заключается сила картины. Она во многом бы проиграла, если бы лошади были разбросаны, как это бывает в бою. Художнику удалось передать самое главное – ощущение человека, когда на него несется атакующая кавалерия.
– Отец всегда говорит, что в картине важна реальность, а уж техника письма отступает здесь на второй план.
Ребекка задумчиво покачала головой и жестом пригласила Кеннета следовать за ней. Они вошли в прилегавшую к столовой небольшую комнату, где обычно сервировали завтрак.
– Здесь еще одна батальная картина, но на другую тему. На ней изображена Боадисия, королева воительниц, накануне своего последнего сражения с римлянами. – Что вы скажете об этой картине?
Кеннет внимательно изучил полотно. На нем была изображена рыжеволосая, языческого вида женщина с копьем в одной руке и поднятым мечом в другой. Спина ее была изогнута, лицо обращено к войску, которое она призывала принять последний смертный бой; ветер трепал ее белые одежды и плащ из волчьей шкуры. Она сильно смахивала на неистовую, прямодушную Ребекку – скорее всего своими рыжими волосами.
– Для воительницы она не слишком убедительна, хотя как символ мужества и стремления к свободе просто великолепна.
– Почему она недостаточно убедительна?
– Она слишком хрупка, чтобы держать такое оружие, и на ней нет ни единого шрама. Тот, кто постоянно сражается с римлянами, должен иметь хотя бы одну отметину.
Ребекка посмотрела на его лицо, затем на руки и запястья и только сейчас заметила, что они покрыты множеством рубцов и ссадин.
– Я понимаю, о чем идет речь, – сказала она. – Из вас получится хороший консультант по батальной живописи.
Ее неуклюжий комплимент Кеннет расценил как знак к примирению. Он снова взглянул на картину и стал рассуждать вслух:
– Картина замечательная, но по стилю она весьма отличается от других произведений сэра Энтони. Это его поворот к новому стилю? Пожалуй, драматическая композиция и насыщенность красок те же, но линии мягче и поэтичнее.
Ребекка молчала и, сощурившись, смотрела на собеседника. Что это, еще одно испытание? Кеннет посмотрел в угол картины, где сэр Энтони обычно ставил инициалы Э.С., но там на сей раз стояли другие буквы: Р.С. Похоже, автором картины был не кто иной, как сама Ребекка Ситон.
– Бог мой, неужели это ваша картина?
– Чему вы так удивляетесь? – со злостью спросила Ребекка. – Или вы принадлежите к тому сорту мужчин, которые считают, что женщинам недоступна живопись?