Волна вероятности

У Артура три памяти. Слишком много для нормального человека, люди обычно с одной не справляются. Но Артуру три – в самый раз.

Первая память – Артура, мальчишки, который до пятнадцати лет просидел лицом в стену, а когда его беспокоили, страшно выл и рычал. И вдруг неожиданно выздоровел, хотя от него давным-давно отказались врачи. На самом деле, «выздоровел» – неудачное определение, просто некого стало лечить. Мальчишка сбежал оттуда, где родился по какой-то нелепой ошибке, и не хотел задерживаться ни на миг. Ему там (здесь) было невыносимо все, включая свет, запахи, звуки, мысли людей, их ощущения и общий раздерганный ритм. Особенно ритм, который сводил с ума, даже когда люди оставляли его в покое. Человеческий мир постоянно звенит и пульсирует – резко, грубо, фальшиво, не так, как надо, совершенно не так! От этого ритма невозможно избавиться, разве что умереть, но здешняя смерть мальчишке Артуру тоже не нравилась. Вместо нормального перехода в другое состояние сознания и материи – мучительная, можно сказать, святотатственная пародия на смерть. Умирать здешней смертью – все равно что проламывать слабым, мягким, страдающим телом стену там, где привык спокойно проходить через дверь.

Ладно, неважно. Факт, что мальчишка Артур нашел выход, поменялся местами с первым же встречным бесплотным духом, зачем-то стремившимся продолжить человеческое бытие. Избежав таким образом и невыносимой жизни, и пугающей смерти, он усвистал так далеко, что, будучи Пятрасом, даже вообразить невозможно, что это за дали и как там устроена разумная жизнь. Артур ушел, а его память осталась у Пятраса, и это скорей хорошо. Через нее, как через искривленное цветное стекло, интересно бывает посмотреть на знакомый, привычный, несовершенный, но красивый и совсем не мучительный (с точки зрения Пятраса) мир.

* * *

Вторая память – собственно Пятраса. Того, который когда-то родился в Вильнюсе у литовки и беларуса, в бедной даже по советским меркам семье, поступил в институт, стал инженером, десять лет тосковал без дела в НИИ, потом внезапно все бросил, пошел учиться на философский, встретил там Дану и навек ее полюбил. С Даной тогда не сложилось (совсем молодая была девчонка, ей слово «замуж» казалось синонимом слова «смерть»), с философией тоже не очень (дотянул до диплома, но так и не понял, как надо жить и зачем). Зато к сорока годам неожиданно стал художником; сам считал, что обычным ремесленником (таковым, по большому счету, и был), но оказался востребован, все вокруг говорили, что в его бесхитростных городских пейзажах есть какое-то необъяснимое волшебство. И еще много всякого было, в одном абзаце не перескажешь целую жизнь, тем более Пятраса, в которую, кроме всего перечисленного, поместились еще множество приключений, один почти подвиг (как у многих из его поколения, у телецентра, в девяносто первом году[8]), куча друзей, две жены, три профессии, хобби без счета, да чего только не было (может быть, ничего).

* * *

Третья память – тоже, в общем-то, Пятраса. Только другого, вернее, в других обстоятельствах (фантастических, как ему раньше казалось, совершенно нормальных – думает он сейчас). Сам-то Пятрас был тот же самый, веселый и несгибаемый, наивный умник, легкомысленный непоседа, всеобщий любимец и друг.

Он только после смерти понял (наконец-то по-настоящему вспомнил), что эти смутные воспоминания – не о когда-то приснившихся снах. Что у него была еще одна жизнь, ничуть не менее настоящая, чем та, из которой его вырвала смерть. Там (тогда, никогда) все было совершенно иначе. И вот там-то, кстати, он действительно был инженером, не бездельником поневоле, а настоящим – изобретательным, с золотыми руками и острым, очень точным умом. И Дана там тоже была. Ух какая была там Дана! Штатная ведьма при городском управлении; это не шутка, в том варианте реальности «ведьма» – профессия, сравнительно новая, возникла примерно в начале XX века; то есть тогда у ведьм появился официальный статус, дипломы и должности, а так-то они, конечно, были всегда. Но главное даже не это, а то, что ведьма по имени Дана была в инженера Пятраса по уши влюблена. Пятрас, наверное, только поэтому и сумел переупрямить естественный ход вещей и вернуться к живым в теле первого попавшегося мальчишки. Невозможно было расстаться с Даной после того, как вспомнил, что она тоже любит его.

* * *

Ночью (на самом деле, под утро, летом в это время уже светает, а в феврале, конечно, еще темно), Артур, который отлично устроился под одеялом с «Пересадочной станцией» Саймака, внезапно встает, открывает окно и торжествующе улыбается: все правильно я почувствовал, вон как тепло.