Но Всеслав приехал не через три дня, а через четыре часа. Когда Зима узнала об этом, то была весьма удивлена. Она хотела бросить в лицо своему неверному мужу все накопленные ей обиды и всё оскорбление, что он ей причинил. Но не стала. Сильнейшим усилием воли она убрала с лица гнев. Но он никуда не делся. Оставив доброжелательную улыбку и ласковый взгляд, гнев медленно утёк ниже, свернувшись горячим болезненным комом в животе и груди. Булькал там и отравлял кровь.
-- А где Волк Озеров?
-- Он отправился к жене, - ответила Зима.
-- Правильно сделал. Как ты тут? Я читал все твои письма. Очень обстоятельно и грамотно составлены. Ты у меня просто умница, - Всеслав поцеловал жену. Та попыталась вложить в свои уста как можно больше нежности, чтобы муж не почувствовал на них горький привкус обиды. - Хорошо, что я могу оставлять наместником именно тебя. А как жена Лютогоста, у неё всё хорошо?
-- Почему ты спрашиваешь о ней?
-- Мой брат остался командовать армией в Суломатье. Чтобы ему не было одиноко, я хочу послать туда Киру. Естественно, с сильным отрядом охраны.
-- Да, я общалась и с ней и с супругой Озерова. Думаю, Кира будет рада увидеть мужа. Кстати, я уже давно учу катхорский язык, они мне помогают. Теперь я владею им в совершенстве, - Зима произнесла фразу, которая звучала очень похоже на то, что Всеслав слышал из уст своих союзников, когда они переселялись на запад.
-- И что это значит?
-- Это значит, что сейчас накроют большой стол для могучего хана.
-- Надеюсь, для могучего хана накроют не только стол, но и ложе, где он сможет приласкать свою красавицу-жену, - Всеслав крепко обнял свою супругу.
***
Добрую часть ночи они провели в любовных утехах. Истощив свои силы, Всеслав, наконец, уснул. Зима ещё некоторое время лежала, глядя в потолок. В комнате было жарко от гревших очагов. По обнажённому телу Зимы ручьями тёк пот, после того как Всеслав в последний раз взял её. Теперь он спал рядом, а она размышляла. То, что муж ездил именно к любовнице, сомнений у неё не вызывало. Но вот почему он вернулся так скоро, ведь собирался остаться там на три дня или около того? Судя по тому, что сейчас было, вряд ли Всеслав получил от Агаты желаемое. Если бы получил, остался бы там. Все мужчины таковы. Зима не знала никого, кроме своего мужа, но она разговаривала с другими женщинами и все сходились в одном. Значит, что-то ему помешало и он был вынужден удовлетворять свою похоть с женой. Догадка была очевидна, скорее всего Агата Михайлова беременна. Всеслав отсутствовал много месяцев, а значит она должна быть на последнем сроке. Жар сошёл с её тела и Зима укуталась в меховое покрывало. Этого следовало ожидать. Любовница прижила от её мужа ребёнка. И что он будет делать? Поведение Всеслава пугало Зиму всё сильнее. Если он не таясь вытворяет такие вещи, то в безопасности ли она сама и её дети? Что помешает ему сослать их куда-нибудь и жениться на этой потаскушке? А это безумие создаёт угрозу уже для всей Рустовесской земли.
Не заметно для себя, Зима Строгова заснула. Она вновь оказалась в том весеннем лесу. Сидела в телеге, рядом со своим раненным мужем, а их окружали вражеские ратники. Конные воины с копьями и мечами, над шлемами которых развевались знамёна Больших Домов. "Смерть! Смерть ему!" - бродило из уст в уста пугающее слово. Рядом не было никого, кто мог бы защитить раненого державного князя. Все его воины погибли. Враги приближались, угрожая князю смертоносной сталью. Зима слезла с телеги и отошла в сторону.
Глава 13
Погребальный костёр
Пётр Строгов, жмурясь от яркого солнца, смотрел на небо. Он всегда любил весну, всегда умел радоваться мелочам и видеть приятное в обыденном. Возможно, за это его любила Вера. Но он потерял эту способность. Весна четыреста двадцать второго года застала его в Миргороде, где он прятался ещё с осени прошлого года, попросив защиты у Видогоста Булатова. Быть может, если бы не его жена Вера и дочь Рада, он и не пришёл бы сюда. А если бы у него не было людей, за которых он отвечает, то он и вовсе бросился бы на меч. Проклятое голубое небо с этими пушистыми облачками, мирно плавающими на фоне яркого солнца... Лицезрение даже таких безмятежных картин больше не приносило радости. Напротив, лишь раздражало, составляя противоположность его душевной опустошённости. Он побывал у цирюльника, который тщательно выбрил Петру Строгову лицо. Сходил в баню и попарился там, смыв всю грязь. Он ощущал чистоту и то, как лёгкий ветерок ласкает его гладкие щёки, с которых убрали жёсткую щетину. Чувствовал, но не испытывал никакой радости. Будь оно всё проклято! Пусть Мроз и Килма заберут себе этот мир и правят в нём столько тысячелетий, сколько им влезет.