Вольно, генерал II: Моя утренняя звезда (СИ)

Люциан поднялся с пола и опустился в кресло Молоха. Потрогал подлокотники, откинул голову на спинку. На секунду генерал посмотрел на мир глазами главнокомандующего. Увидел удивительно просторный, но всё равно немного жуткий кабинет. Входящий сюда оказывался в самом устрашающем месте адской бюрократической машины.

Генерал предвкушал долгий путь, который ему предстоит преодолеть, прежде чем он увидит мужа.

«Муж» звучало очень гордо и массивно, Люциан только сейчас почувствовал терпкий вкус этого красивого и требующего почтения слова. Он осознал, что Молох был его мужем. Жестоким, кровожадным, вспыльчивым, но одновременно с этим по-своему заботливым, обаятельным и уверенным во всём демоном. Люциан подумал, что всё то время, пока они были в браке, он чувствовал себя как за каменной стеной. И сейчас этого не стало. Сейчас Моргенштерн остался один против огромного мира, близкого к тому, чтобы рухнуть в широкие объятия обрисовывающейся антиутопии.

Моргенштерн очнулся от мыслей, когда что-то капнуло на письмо. Когда он понял, что это, то стал торопливо вытирать глаза, чтобы не потекли чернила. Ведь письмо — пока единственное, что у него осталось от Молоха. Неизвестно, сколько продлится разлука, но Люциан хочет пронести все эти строчки с собой, пока не найдёт их создателя.

Одно можно было сказать точно: Молох говорил о Верхнем мире. Нет лучшего места для растворения в толпе, чем мир людей. Главное — держаться вблизи от намоленных (неважно кому) мест. Они обладают хорошей энергетикой, и рядом с ними можно пользоваться способностями. Как бермудский треугольник для тех, кто хочет найти искомое.

Люциан точно не собирался делать одного: снимать кольцо. Он понимал, что если кто-то спросит о том, кто его подарил, — то алиби рухнет с треском. А такого нельзя допустить. Проще было бы просто отрезать руку и положить в укромном месте. Моргенштерн не был уверен в готовности совершить такое, поэтому вскоре он нервно ходил по кабинету из стороны в сторону. Пока вновь обессиленно не сел, на этот раз на полу, и не приложил руки к голове, потом — к лицу.

— Мо… — с надрывом прошептал Люциан и закрыл себе рот ладонью, будто надеялся, что кто-то отзовётся.

Вдруг в этом слове прозвучало столько нужды, тоски и боли. Оно показалось таким родным и тёплым. Нужным и незаменимым, как мантра. Буддисты повторяют: «Ом». Люциан твердит: «Мо».

***

Прошло полгода. В нагрудном кармане пиджака у Люциана лежит то самое письмо. Перед сном он перечитывает его и возобновляет в голове желанный образ. Часто Молох ему снится. Демон не понимал, наваждение ли это или такой способ связаться. Но утром Люциан просыпался сначала немного счастливее, а потом — несчастнее. Молох близко и далеко одновременно. Смотри, но не трогай. Отвратительный принцип.

Утекло много денег. Моргенштерн объездил пока что меньшую часть мира. Это было заметно по неотмеченной до конца карте. Сначала это была восточная Европа, затем — всё западнее и западнее. Ни в одной стране никакого признака пребывания Молоха. Ни одной маленькой, ничтожной ниточки, ведущей к золотому полотну.

Поезд слегка трясёт из стороны в сторону. Люциан сидит в небольшом купе. Чашку чая он отодвинул, чтобы разложить карту и сделать пометку. Уже полгода он находится в человеческом мире, и это не приносит ему каких-то ярких впечатлений: приходится терять время на бытовые вещи. Быть демоном — гораздо, гораздо легче. Тело менее чувствительно и вместе с этим — слабее. Моргенштерн втайне мечтал вернуться в Ад как можно скорее, но этого нельзя было сделать без Молоха, будто он — ключ к большой двери домой.

Ночью, когда пассажиры улеглись спать и в поезде всё затихло, Люциана начала съедать острая тоска. Выпивка кончилась, поэтому он закрыл купе и лёг под одеяло. Звякнула пуговица на брюках. Моргенштерн уткнулся лицом в подушку, точно стыдясь того, что делает. Руки сами скользили по телу. Он пытался вообразить тот жар, который испытывал, когда Молох был рядом. Повторить те же умелые и грубые движения. Тело дрожало от желания, ведь секса у Моргенштерна не было с тех пор, как главнокомандующий исчез.

Конечно, Люциан мог бы найти себе кого-нибудь на ночь, об этом бы никто не узнал, но этого ему не позволяло самоуважение. К тому же демон понимал, что не найдёт того, кто может быть лучше Молоха в этом деле. На кого бы ни смотрел демон, он понимал, что ни один не может встать в один ряд с главнокомандующим. Моргенштерн не хотел тратить время и на это — потому обходился короткими ночными расслаблениями. Мысли, полные извращённых фантазий, опьяняли его. Один недостаток был у таких занятий — резко накатывающая депрессия. Да, секс был. Но только в его голове. На деле же Люциан просто и жалко мастурбировал. Чувствовал себя ничтожным и униженным.