— Но ты же не можешь сказать точно? — чеширски улыбнулась Люциста. — Ничего не можешь. Откуда ты знаешь, что Люциан верен тебе до конца и во всём? Ты не каждый день с ним рядом. У вас есть кольца, но их власть ограничена. Моргенштерн большой промежуток времени всего свободен… Может, он уже давно нашёл своего брата, а?
— К чёрту твою люциферову софистику. Мы не в библии, чтобы мне так мозги пудрили, — возмутился Молох. — Ты намеренно разъяряешь меня.
Моргенштерн хмыкнула, подпёрла голову рукой и съела ещё бутерброд на шпажке.
— Самоутешение хуже самоудовлетворения. Я всё к чему: ты просил меня разговаривать с Газалем. Он, кстати, дал мне эту бутылку восхитительного вина… Настоящий Кальцифер — причина твоих проблем. Ты не можешь договориться с Газалем, потому что главный всё-таки не он.
Она получала удовольствие от постепенно вытягивающегося в удивлении лица Молоха.
— Славно, да? Убьёшь его — и всё развалится, как карточный домик. Или начнёшь сотрудничать с тем, кто может увести у тебя Люцианчика? Я бы на это посмотрела, — усмехнулась Люциста, уже протрезвевшая. — Думаю, доблестный главнокомандующий готов и к этому. Ты же могущественный демон, справишься.
Но Молох ощущал себя потерянным. Сейчас же он был готов найти Люциана, вырыть из-под земли, чтобы задать один-единственный вопрос и избавиться от сомнения, вырвать его, как надоедливый сорняк. Посмотреть в глаза генерала и убедиться, навсегда успокоиться, погасить пламя разверзающейся бездны ревности и недоверия. Спросить, получить ответ — и тогда решать. Впервые главнокомандующий понял, что чего-то опасается. Осознал, что Моргенштерн может выскользнуть из рук, как угорь, если так сложатся обстоятельства. Молох чувствовал себя отвратительно, как почти обманутый ребёнок. Он тут же вспомнил, как однажды ночью прижимался лбом к груди Люциана. Наслаждался тем, как бьётся его сердце, какой он живой и милый сердцу.
И сейчас хотелось сделать также. Прижаться лбом к груди, успокоить надвигающуюся бурю, пока шторм всё не накрыл. Достаточно было бы слова, одного маленького слова со стороны Люциана, чтобы вновь подарить Молоху уверенность.
Главнокомандующий не задавался вопросами поверх того, что узнал. Информации и так было слишком много. Можно отравиться и наворотить дел. Но с другой стороны, не рановато ли для паники? Молох сделал глубокий вдох. Когда он выдохнул, то обнаружил журнальный столик, на котором раньше лежали ноги Люцисты, разбитым. Сама она испуганно смотрела на мужчину, всерьёз опасаясь за свою жизнь.
Молох фыркнул и покачал головой. Достаточно за него делали работу. Пешки давно вышли из игры, и теперь от короля зависело, удачно ли кончится партия. Он не боялся ферзей, поскольку от хладнокровности зависело, останется ли в живых королева.
========== Оказия 29-2: Хитрость. ==========
Люциан стоял на плацу и проводил досмотр войск, когда к нему подбежал разящий перегаром демон-посыльный. С фуражкой набекрень, тот торопливо передал Моргенштерну, что того срочно вызывают наверх. Стараясь не дышать мерзким запахом посыльного, Люциан задержал дыхание и красноречиво посмотрел на верхнюю часть штаба, где должен быть кабинет Молоха. Демон почувствовал, что когда-то испытывал нечто подобное. Когда за ним так же посылали, он оказался с разодранной спиной. По ней пробежал холодок, когда генерал вспомнил, как к нему прилипло покрывало, и Молох содрал его, заткнув мужчину поцелуем.
Дурное предчувствие испортило Люциану настроение. Он не понимал причины для беспокойства. В конце концов, Молох просто мог призвать его при помощи кольца — зачем посыльные?
Моргенштерн вернулся из мыслей в реальность и велел демону-докладчику идти восвояси. Конечно, построение теперь может идти к чёрту.
— Ротный, шаг вперёд!
Один из солдат шагнул навстречу.
— Отвечаешь за дисциплину, — приказал Моргенштерн. — Если не вернусь, веди на стрельбища сам. Всё ясно?
— Так точно, товарищ генерал! — отчеканил солдат и обернулся к роте. — Смирно!
Люциан последний раз взглянул на небольшое войско и торопливым шагом направился наверх. Господи, что могло прийти в голову этому больному ублюдку? Что могло пойти не так?
Или, может, Моргенштерн зря беспокоится, и Молох вызывает его ради чего-то приятного. Наверное, Люциан так и подумал бы, если не зависшие в воздухе нотки назревающих неприятностей. Как будто кто-то начал мелодию дня с минорной ноты. С каждой ступенькой желание не подниматься наверх становилось всё сильнее. Как будто каждая ступенька — гвоздь в его собственный гроб.
«Да что за ерунда», — разозлился Люциан. — «Ещё даже ничего не произошло».
Моргенштерн ускорился, чтобы побыстрее добраться до начальника и победить желание струсить и скрыться на каких-нибудь тропических островах. В будущем Люциан пожалеет, что вовремя не уехал на Кипр.