Вольнодумцы

– У меня нет. Я не курю.

– У меня есть. Спасибо.

Девушка сбегала к вешалке, взяла из сумки пачку и зажигалку. Прикурила не сразу, а когда всё же получилось, кухня наполнилась запахом табака.

Он вынул из посудного шкафа блюдце и подал ей:

– Пепел можешь сюда стряхивать.

– Завтра буду решать, как быстрее попасть в Самару. Моё место сейчас там.

– С работы не выгонят?

– Что-нибудь придумаю. Я же ненадолго. Поменяюсь сменами с кем-нибудь. У нас девчонки классные. – Она замолчала, видимо, оценивая, действительно ли получится задуманное. Потом продолжила: – Давай теперь поговорим о моём покойном дяде Вениамине. Я готова. Всё. Я спокойна. Тебе страшно от этих эсэмэсок? – Лиза закинула ногу на ногу.

– Немного да. Тон у них враждебный. Неприятно знать, что кто-то тебе неизвестный, невидимый, неопознаваемый в любой момент может войти в твою жизнь и начать ворошить её против твоей воли.

– А маму они тоже напугали?

– Ты знаешь, я не понял. Она в основном старалась успокоить меня.

Лиза длинно затянулась. Потом чуть подняла голову и долго выпускала дым.

– Ты совсем не помнишь то время, когда Вениамина не стало?

– Почти нет.

– Странно. Совсем ничего?

– Какие-то обрывки. Ощущение, что я слышал об этом от кого-то другого, а собственной памяти будто и нет вовсе. Скажи, а тебе мама часто рассказывала о Вениамине?

– Нет. Я никогда не спрашивала. Мне с детства хотелось жить своей жизнью. Прошлое не особо меня занимало. То есть информация о том, что тот, кто мог бы быть моим дядей, погиб, во мне существовала, никто её от меня не скрывал, но не волновала.

– Вот и у меня так же.

В сознание Артёма помимо его воли ворвалась сцена, где он, совсем маленький, сидит на стульчике перед врачом, а тот утешает его, произнося что-то мягкое, ласковое, умоляет уснуть. При этом комната совсем не похожа на больничную. Отовсюду льётся слабый зелёный свет.

Он замотал головой, чтобы стряхнуть видение. Что это? Реальное воспоминание или у него начинаются галлюцинации?

– Мне кажется, что Вера и наши с ней родители, Бог меня простит, что-то скрывали. Возможно, моего брата действительно убили. Но сама рассуди, зачем убивать четырнадцатилетнего мальчишку? Кому он что плохого успел сделать? Значит, его убрали, чтобы заставить кого-то из его близких что-то совершить или, наоборот, не совершать. Я так думаю.

– Ты хочешь сказать, это всё… из-за каких-то дел дедушки?

– Я не знаю. Папа не был человеком открытым. О работе никогда особо не распространялся. Я тут, кстати, случайно в поезде, когда из Самары возвращался, встретил людей, что сталкивались с ним по работе. Представляешь, я от них чуть ли не больше о нём услышал, чем от него самого за всю жизнь. Мне было известно только, что он всю жизнь работал в строительстве. И при СССР, и потом. А они мне понарассказывали каких-то случаев, где папа прямо доблесть проявлял служебную, и что человек он был исключительный, отзывчивый и так далее.

– А что конкретно они говорили? – Лиза потушила сигарету.

– Мы выпивали, я детально не помню. Только не сделай вывод, что я не любил отца. Любил. Я же с ним и с матерью был до конца, жил с ними, ухаживал, но между нами всегда, до самой его смерти существовала раз и навсегда им установленная дистанция. Он помогал мне, но не до такой степени, чтобы я превратился в инфантила, следил за моими делами, но не вмешивался. Как-то так… Сложно это объяснить. Возможно, поэтому ему удавалось так всё устроить, что мне и в голову не приходило расспрашивать его о Вене. Хотя его самого я помню хорошо, даже не внешне, а облик, он играл со мной, что-то весёлое для меня придумывал. Но всё это я только сейчас понимаю. По-настоящему. Прежде это всё словно спрятали глубоко-глубоко. Для тебя это выглядит чушью, наверное, но это так.

– А бабушка как себя вела?

– Она всё делала, как отец. Боготворила его больше всех, больше детей.

– Даже когда дедушка умер?

– Для неё всё заслонила эта смерть. Моя задача была хоть как-то её отвлечь. Даже сюда её возил, в Петербург. Она, помню, в восторге осталась от поездки.

Лиза достала сигарету из пачки:

– Всё. Это последняя. Да. Я, кстати, дедушку и бабушку помню мало. Да и видела их нечасто. Скажи, ты хочешь, чтобы мы Вольфа подключили к нашим изысканиям? Он умный и находчивый. У него золотая голова. Вдруг в неё что-то интересное придёт, когда он нас послушает?

– Я не возражаю. Но что и как мы будем искать? – Артём, до этого стоявший около плиты с чашкой кофе, сел за стол.

– Ты ноутбук с собой не взял, конечно.

– Нет. Только телефон.

– Тут хороший Интернет?

– Не жалуюсь.

– Ты уж, конечно, раз сто забивал в поисковик своего отца и брата.

– Нет. А что там может быть? Фамилия распространённая.

– Ну, попробовать-то можно.

Она, не вынимая сигарету изо рта, прошла к вешалке у входной двери, где висела её куртка, и вернулась вполне довольная, с мобильником в руке.

– Вольф спрашивает, как дела. Что ему ответить?

– Что хочешь. Твой же друг. – Артём растерялся от такого вопроса.