Однажды Пушкин, гуляя по Тверскому бульвару, повстречался со своим знакомым, с которым был в ссоре. Подгулявший, увидя Пушкина, идущего ему навстречу, громко крикнул: - Прочь, шестерка! Туз идет! Всегда находчивый Александр Сергеевич ничуть не смутился при восклицании своего знакомого. - Козырная шестерка и туза бьетЄ- преспокойно ответил он и продолжал путь дальше.
В доме у Пушкиных, в Захарове, жила больная их родственница, молодая помешанная девушка. Полагая, что ее можно вылечить испугом, родные, проведя рукав пожарной трубы в ее окно, хотели обдать ее внезапной душью. Она действительно испугалась и выбежала из своей комнаты. В то время Пушкин возвращался с прогулки из рощи. - Братец,- закричала помешанная,- меня принимают за пожар. - Не за пожар, а за цветок! - отвечал Пушкин.- Ведь и цветы в саду поливают из пожарной трубы.
Кто-то, желая смутить Пушкина, спросил его в обществе: - Какое сходство между мной и солнцем? Поэт быстро нашелся: - Ни на вас, ни на солнце нельзя взглянуть не поморщившись.
Однажды в приятельской беседе один знакомый Пушкину офицер, некий Кандыба, спросил его: - Скажи, Пушкин, рифму на рак и рыба. - Дурак Кандыба,- отвечал поэт. - Нет, не то,- сконфузился офицер.- Ну, а рыба и рак? - Кандыба дурак! - подтвердил Пушкин.
Спросили у Пушкина на одном вечере про барыню, с которой он долго разговаривал, как он ее находит, умна ли она? - Не знаю,- отвечал Пушкин очень строго и без желания поострить,- ведь я с ней говорил по-французски.
Когда канцлер князь Горчаков сделал камер-юнкером Акинифьева (в жену которого был влюблен), Тютчев сказал: "Князь Горчаков походит на древних жрецов, которые золотили рога своих жертв".
Князь Меншиков, защитник Севастополя, принадлежал к числу самых ловких остряков нашего времени. Как Гомер, как Иппократ, он сделался собирательным представителем всех удачных острот. Жаль, если никто из приближенных не собрал его острот, потому что они могли бы составить карманную скандальную историю времени. Шутки его не раз навлекали на него гнев Николая и других членов императорской фамилии. Вот одна из таких. В день бракосочетания императора в числе торжеств назначен был и парадный развод в Михайловском. По совершении обряда, когда все военные чины надевали верхнюю одежду, чтобы ехать в манеж: "Странное дело,- сказал кому-то князь Меншиков,- не успели обвенчаться и уже думают о разводе".
Однажды Меншиков, разговаривая с государем и видя проходящего Канкрина, сказал: "Фокусник идет". - Какой фокусник? - спросил государь.- Это министр финансов. - Фокусник, - продолжал Меншиков. - Он держит в правой руке золото, в левой - платину: дунет в правую - ассигнации, плюнет в левую - облигации.
В 1848 году государь, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, которые для безопасности нашей было бы необходимо разорить, спрашивал: - Кого бы для этого послать на Кавказ? - Если нужно разорить, - сказал Меншиков, - то лучше всего послать графа Киселева: после государственных крестьян семь аулов разорить - ему ничего не стоит!
Гвардия наша, в венгерскую кампанию, ходила в поход на случай надобности, но остановилась в царстве Польском и западных губерниях, а когда война кончилась, возвратилась в Петербург, не слыхав и свиста пуль. Несмотря на это, гвардейцы ожидали, что и им раздадут медали. "Да, - сказал Меншиков, - и гвардейцы получат медаль - с надписью: "Туда и обратно!"
Рассказывают, что над диваном в кабинете баснописца Крылова висела большая картина в тяжелой раме. Знакомые часто советовали ему перевесить картину на другое место, иначе острым углом при падении она может ударить прямо по голове. На все эти советы Крылов говорил: - При падении угол картины опишет дугу и не заденет мою голову.
Муж и жена были очень скупы. Они жили в разных половинах дома, встречались только иногда в общей прихожей. Если им докладывали о приезде кого-нибудь, то оба выходили со свечами. Когда же оказывалось, что гость пришел к мужу, то жена сразу задувала свечу, экономя на этом, а гость оставался в полутьме.
Графа Кочубея похоронили в Невском монастыре. Графиня выпросила у государя позволение огородить решеткою часть плиты, под которой он лежал. На что злые языки говорили: "Посмотрим, каково будет ему в день второго пришествия. Он еще будет карабкаться через свою решетку, а другие уж давно будут на небесах".
Потемкин послал однажды адъютанта взять из банка сто тысяч рублей. Чиновники не осмелились отпустить такую сумму без письменного разрешения. Адъютант принес их отношение с отказом. Тогда Потемкин на другой стороне их отношения собственноручно написал: выдать, еЄм!..