Вольное царство. Государь всея Руси

– Бают, государь, твой-то книгопечатник Варфоломей за бесовство свое наказан. Сказывали мне гости новгородские, прибывшие из Любека, о Гатане-печатнике. Утонул он во время бури, когда из Колывани к собе в Любек ехал.

– Бают еще, государь, – добавил посадник, – свейский-то губернатор Стен Стур давно недоволен его службой у тобя, и посему вот Готан и молил у тобя для собя охранную грамоту с большой золотой печатью.

Дьяк Курицын многозначительно взглянул на государя, но тот слегка усмехнулся и молвил:

– А иначе и быть не может. Стен Стур-то был и есть ворог наш.

В покои неожиданно вошел князь Данила Щеня со всеми своими воеводами. Они низко поклонились государю и всем присутствующим. Государь сурово нахмурил брови.

– Эх ты, щеня! – зло произнес он. – Как у тобя вышло с ветхой башней?

– Такое вышло, государь, что ума не приложу…

– А он, ум-то, у тобя был?

Молодой Патрикеев стоял бледный как мел, оскорбленный и беспомощный. Кругом он был виноват, а государь, как всегда, прав.

– Ты хоша бы сей часец, – продолжал государь, – ума своего приложил и сказал бы нам всем толково, что такое с ветхой башней вышло?

Слезы сверкнули в глазах воеводы, но он овладел собой и произнес дрожащим голосом:

– Право баишь, государь! Отнял Бог у меня разум-то. Пошел яз на обман Канута Поссе. Жестокой и грозной сечей заманил он полки наши к ветхой башне, которая порохом набита была полным-полнехонька, да и под стенами порох был заложен. Дерзко вои наши бились, заняли стены круг ветхой башни, зачали лестницы со стен во град спускать. Тут Канут пушкарю своему рукой махнул, и ударил он ядром в башню. – Князь Данила Щеня-Патрикеев смолк и, пересилив волнение, добавил: – Гром потряс кругом всю землю. Взлетела башня, и стены вместе с воями нашими грохнулись оземь. Токмо и тут вои наши не устрашились. Другие, которые живы остались, ворвались в пробоину, нещадно пищалями и рушницами били со всех сторон, но свеи под ними землю взорвали…

Князь Щеня опять замолчал и вдруг, упав на колени перед государем, зарыдал и горестно воскликнул:

– Наилучших воев мы там потеряли! Всего, государь, у града проклятого девять тысяч людей погубили… Зато, государь, много более того свеев насмерть перебили и в полон взяли. Мы бы, государь, потом все же взяли Выборг… Вельми ослаб град сей, и людей у них мало стало.

Иван Васильевич зло усмехнулся и резко спросил:

– Пошто же вы его свеям подарили?

Измученный и беспощадно оскорбляемый, князь Щеня не выдержал, вскочил на ноги и крикнул:

– По то, государь, что Господь не весь разум у меня тогда отнял. Разведчики наши сведали, что уж близко идет свейская рать более ста тысяч, а ведет ее князь Карл Кантакузен.

В покоях стало тихо. Иван Васильевич сдержал себя и спокойно спросил:

– А скажи, князь Данила, король данемаркский присылал свои корабли в помочь нам?

– Был гонец от короля Ганса с грамотой, в которой сказывал, что у берегов Выборга столь подводных скал, а в заливе столь скалистых островов, яко маком насыпано, что большим кораблям не токмо воевать, но развернуться негде…

– Добре, – громко сказал Иван Васильевич неожиданно бодро, почти весело. – Ну, давайте, гости мои, разговляться! Иван Михалыч, угощай, ты сей часец хозяин… И ты, Данила, вместе со своими воеводами садись с нами за стол. Не горюй, Карлу Кантакузену крылья обрежем! Но сие впереди, еще устроим свеям Святки!..

После Васильева дня, в первых числах января, дня за два до Крещенья, Иван Васильевич с дьяком Курицыным и набольшим воеводой Иваном Юрьевичем думу думали о казанских нестроеньях, которые начались еще осенью прошлого года.

– Мыслю яз, – говорил Иван Васильевич, – что с пьяницей сим и грабителем Махмет-Эминем толку в Казани не будет. Не царь, а садовая голова и забулдыга. До баб, до вина и до грабежа жаден. Надо сменить его! Мыслю послать все же урок казанцам, дабы силу нашей руки чуяли, а Махмета снять. Токмо решить надо, когда лучше нам полки на Казань послать? Да и по рукам шибанцев ударить, дабы они в казанские дела не встревали.

– Млад еще Махмет-то, государь, – начал Курицын.

– Дурня годы лечат, – резко перебил дьяка Иван Васильевич.

– А поход, – сказал Патрикеев, – по моему разумению, государь, лучше на весну отложить, вслед за ледоходом большую судовую рать послать.

– Верно, – одобрил Иван Васильевич. – Судовой-то рати добре за льдом идти. Лед-то ломать и топить татарские ладьи будет, а наши – оберегать.

– Верно, государь, против льда не пойдешь! – подтвердил Патрикеев.

– Ну вот ты, Иване Юрьич, и подумай с воеводами, как сие все снарядить, да подумай, не добавить ли им некои конные полки? Ведь не все им на воде биться. С погаными-то придется и в поле встретиться.

– Все успеем, государь, к ледоходу пошлем, – молвил Патрикеев.

Взглянув на князя Данилу Щеню и воевод его, молвил Иван Васильевич: