– На сей день мы описали в сохах тверские земли и исчислили также новгородские земли по всем пяти пятинам, но токмо в обжах, а перевести все на московские сохи не успели. По нашим описям, в новгородской земле из всех пашенных земель государству принадлежало шестьдесят три тысячи восемьдесят шесть обж, из которых государь наш после войны семьдесят восьмого года взял у Новагорода за Москву семь тысяч двести шестьдесят пять обж. У мирских вотчинников было тридцать восемь тысяч сто сорок одна обжа, из которых государь взял за собя у девятисот двух самых крупных вотчинников тридцать две тысячи шестьсот восемьдесят две обжи. У ста тридцати семи новгородских монастырей земли было двенадцать тысяч шестьсот шесть обж, из которых одна треть, сиречь сорок сотен обж, принадлежала трем самым богатым монастырям: Спасо-Хутынскому, Юрьевскому и Аркажскому. Государь из сих земель монастырских взял за собя токмо семьсот двадцать обж да и из земель новгородского владыки три тысячи сто одиннадцать обж. После сих земельных изъятий в пользу Москвы осталось у новгородских властей и наместничества двадцать три тысячи обж, а у монастырей же – одиннадцать тысяч и у церквей без погостов – двенадцать тысяч обж, а всего около сорока шести тысяч обж. Москва же получила коло сорока четырех тысяч обж. На изъятых в пользу Московского государства землях вдоль рубежей с иноземными государствами на севере, на полдне и на западе государь наш испоместил московских детей боярских и даже слуг и холопов, дабы кормились они и защищали Московское государство от иноземных нападений. Помещики сии получили небольшие наделы, сиречь дворы, и стали называться дворянами. – Ховрин замолчал и, обратясь к государю, заметил: – Разреши мне, государь, на сем остановиться. Потом всякое лето на Семена-летопроводца яз буду так же докладывать о новых описях земель по мере составления писцовых книг по всей Руси. Ныне же прошу разрешить мне вкратце оповестить о пользе установления новолетия с первого сентября.
– Сказывай, Димитрий Володимирыч, – молвил государь, – как находишь нужным.
Ховрин, обернувшись ко всем присутствующим, продолжал:
– Благодаря сему мы, начиная счет году с сентября, будем уже впредь ведать все свои запасы харча и кормов на грядущее лето и можем наметить, что из сего урожая оставить для государства в житницах, что дать на прокормление своих полков и своих слуг. Опричь того, с самого начала года мы будем ведать, сколько даней и оброка в деньгах получать с тягловых хозяйств и точно определить, сколь можем мы оставить в хозяйствах харча и кормов. Сие важно и для снаряжения государевых полков, которым нужны кони, хлеб, овчины, сапоги и оружие. И число воев также всегда будет ведомо. Из подсчетов по писцовым книгам ясно: дабы хорошо править государством, нужно уметь хорошо вести хозяйство. – Поклонясь государю, Ховрин сложил свои грамоты и сказал: – Будь здрав, государь! – Затем поклонился всему собранию.
– Спасибо тобе, Димитрий Володимирыч, за труды твои, – ответил Иван Васильевич и продолжал, обращаясь к собравшимся:
– Боярин Ховрин верно и вельми разумно сказывал нам о пользе установления лета с первого сентября для наших внутренних дел. Яз к сему добавлю. Днесь во всех христианских государствах на первое место выходит торговля за деньги, а вотчины с их удельным хозяйством и с торговлей токмо в обмен уступают место купцам и торговым ганзейским городам. Ныне и нам надо с пашенной земли собирать не токмо харч, но и серебро и злато. Наши гости-купцы вступили и ходят уже по заморским торговым путям между разными государствами далеких стран, где уже есть серебряные и золотые деньги, которые одинаково принимают все народы. Ныне пора уж и русским самим богатеть, а не токмо жар загребать для гостей-купцов из немецкой Ганзы.
– Верно, верно, государь! – послышались одобрительные восклицания со всех сторон. – Пора уж нам ходить с товарами за море на своих, а не на немецких коггах…
– Истинно! – весело согласился старый государь. – Сей же часец прошу и ближних моих, и друзей, как и дорогих гостей, к моему столу, а утре прошу всех вас также в предобеденные часы быть у меня здесь. Князь Михайла Иваныч Патрикеев и дьяк Василий Григорич Кулешин будут сказывать нам о новых уставных и судебных грамотах, единых для всех русских земель.[163]
В первых числах января того же года великий князь литовский прислал тестю своему Ивану Васильевичу грамоту с дьяком Елены Ивановны, Алексеем Семичевым. Прочитав эту грамоту и изучив ее, дьяк Курицын так доложил государю: