Волнолом

Чувствуя холод в ладонях, он наблюдал, как её лицо превращается в ледяную маску, по которой змеятся сполохи чернильного света и перетекают в клинок.

Выдернув нож, поднялся на ноги и с минуту стоял над грудой осколков. Потом, не оглядываясь, двинулся прочь, к воротам. Звук шагов был непривычно глухим и мягким. На снежном ковре оставалась длинная цепочка следов.

Шофёр дожидался у экипажа. Генрих, распахнув дверцу, бросил ему:

— Поехали. Четвёртый Речной проезд, дом один.

Ольга сидела, безучастно глядя в окно. Лишь когда Генрих плюхнулся рядом, встрепенулась и воскликнула:

— Ой, снег валит! Ты посмотри!

Но тут же, нахмурившись, замолчала. Обернулась:

— Куда ты уходил? Что с тобой?

Генрих только теперь заметил, что левый рукав его полушубка разодран в клочья. Ведьма всё-таки зацепила кнутом. Если бы удар пришёлся не вскользь, то руку оторвало бы по локоть.

— Всё в порядке, — сказал он. — Я разобрался.

— Что ты с ней сделал? — тихо спросила Ольга. — С баронессой фон Вальдхорн?

— Её больше нет. Не спрашивай. Остался один, самый последний шаг. Сегодня всё закончится. Обещаю.

Локомобиль продирался сквозь белую пелену.

Глава 19

Чёрный от копоти особняк, присыпанный снегом, напоминал размашистый рисунок углём на ватмане. Чернильная дыра под землёй зияла равнодушно и мёртво. Жерло вулкана или гигантский сток — Генрих по-прежнему не смог бы ответить, какой образ точнее передаёт суть дела. Пожалуй, дыра представляла собой и то, и другое сразу. Сначала через неё прошёл поток света в прошлое, а потом оттуда изверглась отравленная история.

— Мне пора, — сказал Генрих.

— Я с тобой, — заявила Ольга. — И не вздумай меня опять усыплять. Или как там этот фокус правильно называется.

— Не буду, Оля. Пойдём.

Людей поблизости не было — следственная бригада уже уехала. Видимо, контора решила, что здесь больше ничего не получится наскрести. А может, просто всех бросили на поиски Сельмы. Впрочем, наблюдателя где-то рядом наверняка оставили, так что можно было не сомневаться — скоро сюда сбежится толпа народу. Но Генриха это не особенно волновало. Он был уверен, что помешать ему уже не успеют, и даже не стал активировать амулет, отводящий чужие взгляды.

Он шёл к развалинам. Ольга, вцепившись в него, семенила рядом. Снегопад усиливался с каждой минутой.

Генрих не стал подниматься по полуразрушенной лестнице. Вместо этого свернул в обширное помещение, которое прежде было гостиной и располагалось под кабинетом хрониста. В воздухе висел едкий запах гари. Вдоль стен громоздились останки сгоревшей мебели. В разбитые окна роями залетали снежинки и, растерянно покружившись, опускались на обугленный пол.

Генрих остановился посреди комнаты — прямо над жерлом.

— Что с нами будет? — спросила Ольга.

— Понятия не имею. Но иначе нельзя.

— Ты говорил, что надеешься всё исправить. Вернуть всё, как было. Значит, я проснусь завтра и даже тебя не вспомню?

Он не ответил. Снаружи послышался шум подъезжающих экипажей.

— Как бы палить не начали, — сказал Генрих. — Стань в простенок, Оля. Пожалуйста.

Ольга, всхлипнув, отошла от него.

Генрих достал свой нож-накопитель. Сжал рукоять.

— Первый подскажет.

Особняк вздрогнул.

— Второй откроет.

Пол превратился в закопчённую льдину. Генрих встал на одно колено, примерился для удара.

— Третий поймёт.

На улице заорали: «Фон Рау!» В коридоре загрохотали шаги.

— Четвёртый запишет.

Вооружённые люди ворвались в комнату. Клемм из «двойки» сказал:

— Нож на пол! Руки за голову!

Генрих только вздохнул.

— Огонь! — рявкнул Клемм.

Гром раскатился по сгоревшему дому. Генрих, скосив глаза, наблюдал, как пули вмерзают в воздух. Чернильные сполохи метались в пороховом дыму.

Он поднял нож. Приготовился произнести последнюю фразу, которая заново перезапустит историю. Ещё мгновение — и перед ним откроется прошлое.

— Герр фон Рау! Прошу вас, нет!

На пороге стоял имперский посол. Удивившись этому факту, Генрих повернул голову. Посол показал, что безоружен, шагнул вперёд и произнёс поспешно:

— Уделите мне буквально пару секунд! Это не подвох, даю слово!

Генрих слушал с занесённой рукой.

— Однажды вы спросили меня, почему я не желаю помочь, — говорил имперец. — Я сказал тогда, что боюсь новых осложнений…

Генрих отвернулся.

— Нет-нет, подождите! Дайте договорить! Мир выдержал воздействие Сельмы! Слышите, Генрих? С трудом, но выдержал! Кризис миновал! Да, больной слаб, но имеет шанс на выздоровление! А если начать ещё одну операцию и опять кроить по живому, то шансов уже не будет! Вы всех тут погубите!

Посол умоляюще прижал руки к груди.

— Вы ведь даже точно не знаете, где именно резать! Так и не поняли, почему весь ритуал Сельмы был завязан на чертополох! Я тоже пробовал это выяснить — безуспешно! Генрих, вы ведь учёный! Подумайте — разве можно копаться в прошлом вслепую?

Генрих скрипнул зубами. Он нашёл бы, что возразить, но молчал, чтобы не прерывать свой обряд. Имперец понял его без слов: