До деревни оставалось еще с четверть мили, но один из домов стоял на отшибе, рядом с развилкой, и до него было рукой подать. Простенький, но опрятный, с белеными стенами и соломенной крышей, он, казалось, сошел с картинки. Трава вокруг зеленела ярко, будто ранней весной. Яблони, на которых обильно завязались плоды, обнимали деревянный заборчик. Синие ставенки были распахнуты, как ресницы.
— Травница живет, с бабкой, — пояснил кучер.
— Что за травница?
— Ух, красивая девка. Только хитрая больно.
В дальнейшие пояснения он, вопреки ожиданиям, вдаваться не стал. Роберт почувствовал любопытство, да и ноги захотелось размять.
— Знаешь, братец, загляну-ка я к твоей травнице. Воды попрошу. А ты здесь подожди, я быстро.
— Как прикажете, сударь.
Барону почудилось, что эта последняя фраза прозвучала слегка насмешливо. Он быстро взглянул на кучера, но тот смиренно потупил взор. Роберт хмыкнул и выбрался из повозки.
От резкого движения голова закружилась. Барон, покачнувшись, ухватился за бортик. В глазах потемнело — весь мир вокруг налился чернильным светом. Мрак, пропитанный приторно-сладким запахом, сочился прямо из воздуха, сгущался, стискивал горло. Исчезла дорога, повозка канула в темный омут. Лишь впереди сквозь липкую пелену еще виднелся домик с синими ставнями; Роберт впился в эту картинку, как утопающий — в спасательный трос, и рванулся к ней, почти теряя сознание.
Ноги будто застряли в густой смоле, но он все-таки сумел сделать шаг и сразу почувствовал, как черные путы рвутся. Воздух ворвался в легкие, солнечный свет продрался сквозь мрак, и тот рассыпался хлопьями.
— Сударь, что с вами?
Барон ответил не сразу. Несколько раз глубоко вздохнул, осторожно повел головой из стороны в сторону. Что это сейчас было? Перегрелся на солнце? Скорей всего. Но вроде все обошлось. Не тошнит даже, только слабость в ногах, и пить хочется совсем уже нестерпимо.
— Все в порядке, — сказал он кучеру. — Жди.
Сошел с дороги и двинулся через лужайку к дому. Трава было по колено — мягкая и густая, как ворсистый ковер. Нагнувшись, он прикоснулся к ней и ощутил ладонью прохладу, неведомо как сохраненную до полудня.
Дверь отворилась, и ему навстречу шагнула девушка — среднего роста, смуглая от загара, в простом домотканом платье без украшений. Волосы перехвачены узкой лентой, серые глаза смотрят приветливо и спокойно.
— Здравствуй, хозяйка, — сказал Роберт. — Воды бы напиться, а то в горле пересохло — сил нет.
— Здравствуйте, сударь. Сюда, прошу вас. Передохните, я мигом.
Она указала ему на скамейку под яблоней. Роберт сел, и тень окутала его ласково, отгородила от злого солнца. Он вытер лицо и ослабил ворот сорочки. Девушка уже шла к нему с огромной глиняной кружкой.
Вода была сладкая, будто в сказке, восхитительно-ледяная — даже слегка заломило зубы, когда он сделал несколько нетерпеливых глотков. Зато в голове окончательно прояснилось.
— Спасибо, красавица.
Роберт снова оглядел дворик. Машинально отметил, что светопись отсутствует совершенно — нет даже пресловутых насечек на притолоке. Отпил еще воды, поинтересовался лениво:
— Так, значит, с бабкой живешь?
— Да, сударь, — его осведомленность она приняла как должное.
— И не страшно тут, на отшибе?
— Чего ж нам бояться? — травница отвечала вежливо и с почтением, но ни капли не тушевалась. Смотрела прямо.
— Ишь ты. А воры если?
— Что ж они, дурные совсем?
Барон рассмеялся. Разговор ему нравился.
— Сама посуди, хозяйка. Собаку вы тут не держите, заборчик хлипкий, только для красоты. Кто же вас защитит в случае чего? Вот был бы я, к примеру, грабитель — что бы ты стала делать?
— Тогда иная была бы встреча. Вы, сударь, и до забора бы не дошли.
— С чего вдруг? Что меня остановит? Охранного света — ни единого проблеска.
— Свет ваш, чернилами разведенный, нам ни к чему. И без него управимся.
— Ох, красавица, — настроение у Роберта улучшалось с каждой минутой. — Значит, светопись тебе не мила? Ты прямо как те стратеги из Железного Дома. Еще чуть-чуть — и скажешь, что надо машины строить.
— А и то. Светопись ваша многим ли по карману? Такая, чтоб всерьез помогла? В городе, вон, у каждого второго дверь исцарапана. Последние гроши отдают — защита, дескать. А толку? Света в этих насечках — тьфу, капелюшечка, кошка на хвосте унесет. Вор заберется — даже и не почешется. Или ошибаюсь я, сударь?
Барон собирался уже сострить на тему того, какие умные нынче пошли селянки, но глянул на собеседницу и придержал язык. Понял — шутки сейчас не к месту. Нет, она не обидится — просто пожмет плечами, да и вернется в дом. И разговор на этом будет закончен. А такая перспектива ему, Роберту, отчего-то совсем не нравилась.
Поэтому ответил серьезно: