Волнующая игра

Беатрис организовывала всю светскую жизнь своей Мадам. У нее было три специальных журнала-дневника и три отдельных ящика с визитными карточками знакомых и друзей для Палм Бич, для Чикаго и для Бра Харбор. Там были имена, адреса, номера телефонов, даты рождений, годовщины и на всякий случай даты разводов и новых браков. В другом «деле» содержались подробности относительно меню на приемах и обедах, о подававшихся винах — вплоть до года урожая, фотографии гостей и декораций из цветов, описания серебряной и фарфоровой посуды, на которой подавались блюда, и даже цветах и качествах скатертей и салфеток. И, конечно, были тщательно записаны все туалеты, в которых Мадам появлялась на том или ином торжестве.

Именно Беатрис, а не Мадам давала инструкции главному лакею, сообщала прислуге, довольна ли Мадам их работой. Беатрис внимательно просматривала газеты и подчеркивала в статьях и заметках те места, которые, по ее мнению, должны были заинтересовать Мадам, что облегчало для Мадам процедуру просматривания газет. Беатрис следила за литературными новинками, заказывала для просмотра копии пленок новых и любимых старых кинофильмов, вела опись принадлежащей Мадам коллекции драгоценностей, следила за ценами на страховку драгоценностей, колебания которых оказывали влияние на общую стоимость коллекции. Беатрис поддерживала деловые отношения с посредниками, которые от имени и по поручению Мадам закупали произведения искусства и антиквариат, и следила, чтобы Мадам не приходилось переплачивать, и в то же время, чтобы она не упускала тех вещей, продаваемых на аукционах или через дилеров, место которых было в коллекции Мадам. Беатрис еженедельно встречалась с бухгалтером Мадам и с ее банкиром и проверяла счета расходов на содержание дома: затраты на питание, на предметы домашнего хозяйства, на зарплату обслуживающему персоналу. Для этих целей в распоряжение Беатрис были предоставлены два помощника.

Беатрис и Эдвард встретили друг друга на одном из балов в доме Мадам и сразу же поняли, как много у них общего. Через шесть месяцев они поженились. Свадебная церемония состоялась в танцевальном зале принадлежащего Мадам дворца «Лэйк франт драйв». И Мадам, и супруги Нойес преподнесли одинаковые свадебные подарки: сертификаты на получение трех тысяч долларов ежегодно, — сумму, не облагаемую при определенных условиях налогами по существующему законодательству. Спустя два счастливо прожитых, года у них родился сын. Они дали ему имя Йейл в память о старшем сыне Нойесов. После этого они решили больше не заводить детей, исходя из того, что один ребенок — это украшение их жизни, но двое детей могли бы ограничить их свободу жить жизнью, которую они как бы арендовали у богатых людей, не принадлежа к их числу. Друзьями детства Йейла были дети очень богатых людей — наследники и наследницы в третьем или четвертом поколении капиталов, сосредоточенных в трастовых фондах. В отличие от своего отца, у которого никогда не было мертвой хватки, Йейл горел желанием сражаться и достигать успеха. Он ненавидел богатых, но хотел быть в их числе. Он завидовал им и в то же время хотел как-то наказать их за то, что они вызывают в нем эту зависть.

Он держал свои чувства при себе и считал себя неким тайным воителем, нацеленным на завоевание, пятой колонной в стане богатых. Он закончил частную школу «Сент Маркс» и Принстонский университет — альма матер Нойеса. И неизменно плату за обучение вносил Нойес, По окончании Принстона Йейл подвизался на Уолл-стрит и одновременно занимал небольшой пост в фирме «Нойес энд Ли», где он оперировал вкладами и акциями вдов и сирот. Он был надежен и серьезен, консервативен и… одолеваем скукой. Он попивал слабый чай с подносов, доставляемых ирландской прислугой в квартирах на нью-йоркской Парк авеню, владелицами которых были богатые старушки, тревожащиеся за судьбу своих акций в корпорации «Америкэн телефон энд телеграф», рассылал чеки на дивиденды от акций «мятежным» наследницам, предпочитавшим жить в коммунах в штате Висконсин, вновь и вновь вкладывал в акции дивиденды для тех клиентов, которые жили на проценты от капитала. Он терпеть не мог эту работу и прекрасно делал ее лишь потому, что знал, что не будет вечно заниматься ею.

Йейла ценили в «Нойес энд Ли» и утверждали, что у него большое будущее в фирме, но не конкретизировали, какое именно. Йейл делал вид, что очень благодарен за подобные обещания, и ни разу не подал и вида, что не намерен сидеть и ждать, какую конкретную форму обретут эти обнадеживающие обещания. Когда Филипп Нойес умер от цирроза печени в семьдесят шесть лет, он оставил Йейлу Уоррэнту десять тысяч долларов. Это была сумма, как прекрасно знал Йейл, вполне соответствующая обстоятельствам. Вопреки утверждениям газет: богатые никогда не оставляют состояния не членам семьи, как бы они их ни любили. Обладатели «старых Денег» всегда стремятся защитить семейные состояния, приумножать их и, прежде всего, держать в семье, сколько бы у них ни было зятьев или невесток.