Пронзительный вопль и треск радиоприемника ворвался диким диссонансом в гениальное творение природы. Потом раздалось желудочное урчание джаза, и пошлая песенка заглушила кузнечиков. Любитель легкой музыки был, верно, глуховат. Его радио орало и свистело на всю округу. Мы разозлились и пошли спать.
Ночь прошла отлично, спали мы как убитые. На рассвете я проснулась от зуда. Отчаянно чесались руки, ноги, лицо. Какие-то мелкие существа путешествовали по моему телу. Я взвилась, как на пружине, и откинула простыню. Сотни крошечных крымских муравьев суетились на моей постели. Николая в палатке уже не было.
Я вылезла из палатки и осмотрелась. Солнце еще пряталось за Карагачем. При дневном свете сад биостанции оказался еще прекраснее, чем при луне.
В розовое небо поднималась лиловая зубчатая вершина горы. Тополя и кусты боярышника окружали поляну с трех сторон. В нескольких шагах от входа благоухал розарий. Над головой облаком висела густая крона сосны, в ней возились птицы. А под сосной сидел Николай и с остервенением чесался.
— Мы в темноте поставили палатку в муравейник, — сказала я, садясь рядом с ним, — меня искусали муравьи.
— Ерунда, эти муравьи не кусаются. И они слишком малы, чтобы прокусить человеческую кожу.
— Значит, у нас крапивница. Я ручаюсь, что комаров не было.
— Да, крапивница, — отвечал Николай. — Вот она, в пробирке.
В пробирке, куда он сажает самых мелких насекомых, не сразу можно было разглядеть двух или трех крошечных мошек с большими зеленоватыми крыльями.
— Москиты! — Я была в ужасе. Благородный комар гудит и трубит на всю округу, предупреждая о нападении. Он кусается так, что сразу знаешь, где он хватил тебя «всеми зубами», и можно тут же принять меры, то есть прихлопнуть подлеца и получить некоторое моральное удовлетворение. Зуд скоро проходит, особенно если потереть укус нашатырным спиртом. С москитами дело хуже. Они налетают совершенно бесшумно, пробираясь в складки полога, и их укусы сначала незаметны. Зуд начинается через некоторое время, когда сытые москиты давно улетели. Расчесы держатся несколько дней, и у некоторых особо «удачливых» граждан укусы москитов вызывают кровавые пузыри величиной с крупную горошину. Как выяснилось, я принадлежу именно к этой категории.
— Ничего страшного, — сказал Николай, — энергично работая ногтями, — повесим марлевый полог у входа.
— А муравьи?
— Что муравьи, они не кусаются.
— Но я не могу спать, когда по мне ползают муравьи.
— Ночью они не ползают, они спят.
— А днем они будут жить с нами в палатке?
— А тебе жалко места? Мы чуть не поссорились…
Верный друг путешественников — инстинкт не обманул нас, когда мы ночью ставили палатку. Один канат, над входом, крепился на суке сосны, а другой — на абрикосовом дереве. Ветви абрикоса с желтеющими плодами касались крыши. Их количество обещало нам приятное будущее. Муравьи уже проложили дорожку по стволу. К сожалению, их путь шел через вход в палатку, по постелям к задней стенке, по ней вверх до отверстия в крыше и далее по канату на дерево. Это было еще полбеды, и я успокоилась за наше будущее. Не дожидаясь завтрака, схватив маску и ласты, я побежала к морю.
Глава 4
Тропинка сбегала по крутому склону. На палубе старого катера, стоящего на берегу рядом с белой мазанкой причала, спали фигуры, закутанные в простыни. Галечный пляж за причалом был пустынен в этот ранний утренний час. Солнце еще пряталось за зубцами Карагача, тень горы лежала на бухте.
Я ушла в самый дальний конец пляжа, где начинались обрывы слоистого откоса. Непослушными от волнения руками натянула маску и ласты и кинулась в воду. Вернее сказать, споткнулась о крупную гальку и упала в воде у самого берега, больно ободрав колени. Я искоса оглянула берег, боясь увидеть свидетелей моего позора, но берег был пустынен, как и прежде. Только у самого причала одинокий купальщик делал зарядку.
Я довольно неграциозно сползла в воду и поплыла, делая, как было сказано в инструкции, «те же движения, что при езде на велосипеде». Быстро устали мускулы ног. Сильным движением ноги назад я продвигалась вперед, движение ноги вперед отбрасывало меня на исходную позицию. После пятиминутного барахтанья на одном месте пришлось все же снять ласты и выбросить их на берег. Отплыв немного, я опустила лицо в воду и открыла инстинктивно зажмуренные глаза. То, что я увидела, заставило меня в буквальном смысле захлебнуться от восторга. Немного отдышавшись, с горлом, горящим от соленой воды, я покрепче стиснула резиновый загубник трубки и, погрузив лицо в воду, медленно поплыла от берега, рассматривая расстилающийся подо мной пейзаж.