Постройки верфи были настолько запутанны, что было уже почти половина восьмого, когда они нашли ворота, выходящие в город. Было почти невероятно, что после полутора часов блужданий по территории военно-морской верфи, сразу после потопления крейсера с большими потерями, единственными людьми, которых они встретили, была группа лениво поглядывающих карабинеров у ворот, но, тем не менее, это было на самом деле так. При этом Гринленд выдал «Gooden morningen» с немецким, как ему показалось, акцентом (он не знал ни немецкого, ни итальянского), но уверенно добавлял каждому слову окончание «en». Со своей стороны Ферриер пробормотал что-то очень английское и очень флотское. Возможно, благодаря одному из этих высказываний или обоим карабинеры не спросили документов и не попытались поддержать разговор. Может, они не слышали взрыва! Так или иначе, они ограничились жестом и парой слов в ответ, после чего продолжали болтать и бить баклуши. Обработка, которую они получили, вероятно, от немецкого флотского персонала, отучила их беседовать с любыми иностранцами. Так был взят барьер номер один, несмотря на полное незнание Гринлендом и Ферриером любого подходящего языка (а может, и благодаря этому) и их довольно специфическое одеяние. Гринленд был одет в костюм флотского машиниста, на котором были две опознавательные пуговицы, в соответствии с Женевским соглашением нужные для того, чтобы скрывающиеся офицеры или рядовые могли доказать, что носят униформу. Остальная часть его одежды включала фарерский черно-белый свитер, который просто вопил о своем происхождении, и итальянские велосипедные ботинки. Еще у него была густая борода – Ферриер охарактеризовал ее, как «чудовищную», про которую специалист из секретной службы на Мальте сказал, что она не вызовет удивления на Сардинии! Ферриер в целом выглядел точно так же, но без двух ужасающих вещей – бороды и свитера. Их снаряжение, предусмотренное для побега, включало удостоверение личности, компас-пуговицу, ножовочные полотна, карту, немного сигарет и спичек итальянского производства, пять тысяч лир, тридцать американских долларов и один золотой соверен, последний – на счастье!
Территория верфи в Палермо казалась очень запущенной, но, даже когда блуждания привели их наконец в город, многие дома и там носили тот же отпечаток. Для столицы острова дома в Палермо выглядели бедными и очень некрасиво построенными, это были простые белесые лачуги с явными признаками отсутствия элементарной санитарии. Иногда они сбивались с дороги среди узких, продуваемых ветрами улочек и снова возвращались к своим следам. В конце концов им удалось отыскать довольно простую дорогу, которая провела их через четыре или пять миль предместий, состоящих из несколько лучше отстроенных домов, стоявших поодаль друг от друга.
Они совершенно не слышали взрывов меньших зарядов, хотя другие сильные взрывы четко были слышны, что заставило их позже задуматься, не была ли права итальянская история, говорившая о том, что взрыватели пятифунтовых снарядов были неисправны, а сами они обнаружены и обезврежены.
За то время, что понадобилось им, чтобы выбраться из Палермо, они едва ли говорили с кем-нибудь, кроме одного карабинера. Но было ясно, что не стоит полагаться на то, что подобная удача будет им сопутствовать и далее, поэтому они решили остановиться, подняться на высокий холм и осмотреться. По окрестным холмам раскинулись деревеньки, тощие кустарники и чахлые деревья, которыми поросли белесые камни и грязно-желтая почва. Видимо, пресная вода была здесь в дефиците, и они рады были отыскать ручеек, сбегавший по склону холма. Заполнив водой резиновые емкости, они начали обдумывать и обговаривать возможности своего окончательного спасения. План предполагал, что им надо пересечь Сицилию с севера на юг, на расстояние пятьдесят или чуть более миль, и затем, раздобыв лодку и парус, вернуться на Мальту. Для Гринленда это было возвращением к теням прошлого, а именно ипсвичского яхт-клуба «Оруэлл».