Волны над нами

От этого первого погружения осталось только общее впечатление. Гладкие, обкатанные волнами камни у самого берега, немного глубже — первые жидкие кустики нитевидных водорослей, большие беловатые воронки водоросли падины на плоских камнях и затем густые заросли цистозиры. Ее пышные султаны медленно колебались в проходящей волне. Камни и скалы образовывали гряды, покрытые буйными курчавыми клубами этой водоросли. Метровые стебли цистозиры скрывали промежутки между отдельными камнями и создавали впечатление монолитности холмов. Между ними извивались узкие овраги, наполненные непроницаемой зеленой мглой. Кое-где открывались полянки гладкого песка. Прозрачная вода и расстилающийся подо мной пейзаж создавали полную иллюзию полета. У меня замирало сердце, когда я проплывала над глубокими оврагами. Нелепое опасение, что можно упасть с высоты, заставляло невольно ускорять движения. Это было как в детских снах, когда, летя над пропастью, начинаешь вдруг падать вниз и только быстрые взмахи рук поддерживают тебя в воздухе. Вода, полная лазурного блеска у поверхности, становилась все более зеленой в глубине, затягивая даль светящимся туманом. Рыб почти не было. Две-три серебристые рыбешки мелькнули у самой поверхности, прошла стайка мальков. Вероятно, рыбы было не меньше, чем обычно, но я их не замечала, увлеченная новыми впечатлениями.

Протянув руку, чтобы сорвать пучок цистозиры, почти касавшейся моего тела, я обнаружила, что водоросли были значительно дальше, чем казалось. Или у меня стали короче руки? Я встала вертикально в воде и посмотрела вниз. Ноги, оказывается, тоже сильно укоротились. Зато вместо привычных ступней размера 36 у меня выросли громадные лапы, по меньшей мере, 45-го размера. Эти совершенно чужие ноги находились где-то в районе под мышек, и я, как Алиса в стране чудес, съевшая волшебный гриб, ждала каждую минуту, что уткнусь в них подбородком.

Подивившись на странное явление, я продолжала плыть ДО тех пор, пока холмы и водоросли не остались позади и сменившее их гладкое песчаное дно, постепенно понижаясь, заменилось зелено-голубым туманом. На берег вышла совершенно посиневшая, щелкая зубами от холода, с телом, покрытым «гусиной кожей». И если в дальнейшем изменялись и объекты наблюдения и места, где мы плавали, то состояние сильнейшего переохлаждения неизменно сопровождало все наши подводные экскурсии независимо от температуры воды. В теплую погоду оно наступало позднее, в холодную раньше. Правда, из соображений эстетического характера мы называли «гусиную кожу» «лебединой», что, не изменяя сути дела, придавало этому эпитету более благородный характер. Но заставить себя выйти из воды до ее появления было выше наших сил.

По дороге к палатке я встретила молодого человека в очках. Он с любопытством уставился на мои ласты. У него в руках был странный предмет — резиновое подкладное судно с врезанными в стенку стеклами очков. Ласты и резиновая трубка довершали снаряжение. Мы оба остановились на узкой дорожке и некоторое время молча разглядывали друг друга.

— Простите, — сказала я нерешительно, — это маска?

— Да, это моя конструкция, — отвечал небрежно владелец оригинального снаряжения. — А у вас есть маска?

Я развернула полотенце и показала с гордостью свою маску.

— Вы где плавали? — спросил молодой человек.

— Вот здесь, — я мотнула головой в сторону пляжа.

— Ну, это совершенно не интересное место, вот у Кузьмича дело другое. Я плаваю там.

— А что такое Кузьмич?

— Это скала там, за мысом. Рядом с ней сразу глубоко и масса рыбы.

Я почувствовала себя жалким новичком, каким, собственно, и была.

— Вы здесь будете работать? — спросил молодой человек.

— Да, сборы беспозвоночных для альбома, — машинально ответила я, думая о том, как бы мне примазаться к компании этого знатока здешних подводных угодий. Но молодой человек уже бежал по тропинке к морю. Я не решилась его окликнуть.

— Ну, каково первое впечатление? — встретил меня Николай. Он разбирал под сосной наши вещи. Я молча развела руками. Как передать словами увиденное?

— Поди, посмотри сам, — и протянула ему маску.

— Нет, сначала ты иди завтракать, а потом нам надо готовить рабочее место, — сказал этот педант и сухарь, вытаскивая клещами гвозди из крышки ящика. — Нам дали место в зале музея, очень светло и удобно. А плавать мы еще успеем, три месяца впереди.

Весь день ушел на организацию работы и быта. Палатка, принявшая строго геометрическую форму, стояла в густой тени. Стол и скамья встали у ствола. Целлофановые мешочки с сахаром и хлебом повисли на сучке, подальше от земляных муравьев. Ведро с водой и кружка довершали картину походного порядка и уюта. Полоса пиретрума у порога и ватка с тем же снадобьем в отверстии крыши навсегда преградили муравьям путь на абрикосовое дерево через мою постель. Марлевый полог по идее должен не допускать к нам москитов, но пока он в основном преграждает путь нам, и после каждого посещения мне приходится подшивать оборванные полотнища.