Волны словно кенгуру. Повести о далеких плаваниях

Ваня посмотрел на меня сквозь толстые очки и сказал:

— Ещё неизвестно, куда завернём. Знаешь, какие есть места? Ой-ё-ёй! Выглянешь утром из камбуза, а за окном очередь. Люди чуть не голые стоят и тянут руки: «Дай, дай». Ночью зароются на берегу в песок (спать больше негде), а встанут — и опять к пароходу: «Дай, дай». Хоть руки и не все тянут, а глаза всё равно просят. Их и десятью мешками не накормишь!

Я взял сухарь и пошёл к себе.

«Нет, — думаю, — зря я собирался Ваню ругать. Тут вон, как посмотришь, люди все в золоте через своих шагают, копейки не подадут, руки не протянут. А Ваня плывёт через океаны и думает, как других — за океаном-то — хлебом накормить. Человек наш Ваня! Настоящий!»

МОЛОДЦЫ, РЕБЯТА!

За дни стоянки отвык я от рулевой рубки, от мостика, а когда вышел на крыло, огляделся: вроде бы всё на месте, и всё-таки не хватает чего-то. Присмотрелся ещё и улыбнулся: трёх голов-то, двух чёрных и одной белой, над бортом не видно.

— Что-то нет нашей троицы. Уж не рассорились ли? — спросил я Фёдора Михайловича.

— Не знаю, — сказал он. — Вроде бы нет. Веня со мной в город ходил. Какие-то плёнки с песнями Индонезии искал.

«Интересно, — думаю. — Плёнки с индонезийскими песнями обещал в свою школу Митя, радист».

— А Коля день и ночь с грузами разбирался. Да ещё монетами с грузчиками менялся.

— Так ведь монеты своим пионерам должен привезти Веня! — вспомнил я. Это он коллекцию собирает.

Постоял я, походил, вдруг смотрю — бежит по трапу Митя, как куличок, держит картонку, на которой летучая рыба распластала острые крылья.

На минуту остановился, говорит:

— Это я для Коли высушу. Пусть везёт своим пионерам. Тут я всё понял. Молодцы, ребята!

Они хоть и врозь ходили, а были всё время вместе. Друг о друге помнили, друг для друга старались что-то хорошее сделать. Значит, и не расставались.

ПЕСНИ В ОКЕАНЕ

Наконец мы вышли на открытый простор. Снова побежали за солнышком на запад. И снова забасил, запел океан, набрал полную грудь воздуха. Да и всем вольнее запелось: дело идёт к концу рейса. Впереди Индия.

Заглядывал в рулевую капитан, прокладывал курс, просматривал карту погоды и всё напевал.

Выходил на корму Ваня с камбуза, смотрел вперёд: «Ну что, скоро будем покупать обезьян?» — и затягивал под Раджа Капура: «Бродяга я-а…»

Зашёл я к Коле. Он острым карандашом исправлял в тетради английский текст и пел: «Артековец сегодня, артековец сегодня, артековец всегда…»

Следом за мной в каюту осторожно вошёл Фёдор Михайлович, спросил:

— Николай Николаич, контрольную мою по-английскому проверил?

«Вон чья тетрадь!» — узнал я. Коля кивнул:

— Проверил. Хорошо. Почти без ошибок.

Фёдор Михайлович расплылся в улыбке, тряхнул сединой и тоже вдруг запел: «Артековец всегда!»

И я запел.

Побежал в радиорубку к начальнику рации: может, и ему поётся? Упрошу в весёлую минуту поговорить с Москвой по радиотелефону, совсем будет весело!

В рубке у начальника рации стоял треск, писк, взрывались голоса всего мира. Но сам начальник не пел. Он решал шахматные задачи. Увидев меня, он прошёлся по рубке, вскинул согнутый крючком палец и воскликнул:

— Нет, всё-таки слона выиграю я!

До разговора с Москвой ему сейчас не было дела.

ХОД СЛОНОМ

Ещё в Бангкоке на палубе начались разговоры о том, кто какую диковинку привезёт домой.

В каюте у боцмана стоял парусник и сверкала крыльями летучая рыба. Веня думал о монетах. Старпом собирался купить попугая, Ваня — мартышку, а начальник рации отмахивался:

— Ну да! Привези обезьяну, беды не оберёшься! Да она все подушки в доме на перья пустит!

И вдруг кто-то крикнул:

— Глядите, Фёдор Михайлович купил слона!

Все бросились к трапу. Тут тебе не обезьяна, не попугай — слон!

Внизу, мимо таиландских военных, мимо чиновников, шёл помощник капитана и держал под мышкой слона. Красного деревянного слона!

В другой руке у него тоже был слон — белый, поменьше. От него пахло сандаловым деревом.

Начальник рации взял большого слона в руки, осмотрел его со всех сторон и вздохнул:

— Вот такого бы привезти домой…

— Пожалуйста, — сказал Фёдор Михайлович, — завоюй!

— Как это «завоюй»?

— А так, в шахматном турнире. За первое место большой слон, за второе — маленький! — рассмеялся Фёдор Михайлович.

С тех пор каюта начальника и радиорубка превратились в настоящий штаб. Столы были завалены бюллетенями и журналами с шахматными задачами. Начальник рации принимал карту погоды и решал задачу. Сдавал радиограммы и двигал карандашом по шахматным клеткам, шевеля губами.

— Так, король сюда. Ферзь здесь, а вот так ход слоном и… мат! Мат! — вскрикивал он и начинал быстро ходить по рубке. — Ход слоном — и слон наш!

Даже Митя с усмешкой посматривал на своего начальника. Чем дальше мы забирались в Индийский океан, тем глубже он уходил в шахматные битвы.

Мы направлялись в Индию, где разгуливали в джунглях стада могучих слонов. Но начальнику рации виделся только большой слон из красного дерева.

ДЕРЖИТЕ ДОСКУ!