Волны словно кенгуру

Мы быстро прошли шумную улицу, заваленную картонными ящиками, уставленную лавочками, возле которых хозяева жевали резинку, кричали, размахивали платками, лентами, трещали трещотками, и стали подниматься в гору.

Здесь не было ни лавок, ни рикшей. Высоким зданиям было просторно. Под тенистыми деревьями проносились сверкающие автомобили. И маленький полицейский в шортах и в белом шлеме указывал жезлом дорогу.

Над одним высоким домом развев

ался английский, над другим американский флаги.

Здания светились, будто айсберги. А шум города долетал сюда снизу, как гул птичьего базара.

Дорога вилась по сопке, и над нею нависали крепкие тропические лианы.

— Это только начало, — сказал «Чудеса ботаники», снимая фотоаппарат, похожий на ствол миномёта. — Вон какая красота!

Сверху действительно было на что посмотреть. Между зелёными островами качались цветные суда, голубое небо сливалось с голубой водой, а далеко-далеко, у самого горизонта, тянулись пароходные дымки.

Но вот мы поднялись ещё выше и пошли по широкой лестнице. Она была вся белая и уходила вверх — в небо. Возле неё рабочие подстригали газоны, а где-то вверху, казалось у самых облаков, темнела статуя английского короля в высокой, как колпак, короне… Вскинув голову, выставив вперёд ногу, он оглядывал океанские дали.

Рядом с памятником ходили павлины с яркими хвостами. И тоже по-королевски поднимали головы, будто прислушивались к рокоту моря.

— Отличный вид! — сказал Валерий Иваныч. Он приготовил фотоаппарат.

Но тут из аллеи выбежала стайка китайчат с чёрненькими чёлочками, в белых сияющих рубашках. Мальчишки шалили, болтали головами из стороны в сторону. За ними семенила на высоких каблучках изящная няня или воспитательница.

Они взобрались на пьедестал к королю, смеясь уселись вокруг него, а один, подпрыгивая, как козлёнок, подбежал к нам и показал мизинцем на детей: сфотографировать!

— Можно! — улыбнулся Валерий Иваныч.

Мальчуган взобрался на пьедестал и, сев среди своих товарищей, наклонил голову набок.

«Чудеса ботаники» прицелился и щёлкнул аппаратом. Я тоже сделал снимок.

Мальчишка наклонил голову в другую сторону и показал: ещё и так.

Электромеханик улыбнулся:

— Пожалуйста и так!

Тогда малыши спрыгнули, а один, тот самый, остался и показал пальцем: «Теперь меня одного».

— Ишь ты! — удивился я.

— Хватит, — сказал Валерий Иванович. Воспитательница подошла к нему и тоже сделала знак:

«Хватит». Но мальчуган поджал губы, гневно поглядел на неё, потом в нашу сторону и топнул ногой.

Остальные дети притихли и с любопытством смотрели то на воспитательницу, то на мальчишку — ждали, что же будет. Видно, здесь привыкли выполнять его капризы.

Но мы закрыли аппараты, и мальчишка зло спрыгнул вниз.

— Ничего себе! — сказал я Валерию Иванычу. — Ничего себе привычки с детства. Выучился у кого-то!

— Дети, — ответил он. — Обыкновенные дети Гонконга. «Не очень-то обыкновенные», — подумал я.

Мы посмотрели ещё раз сверху на море, на ослепительные облака и стали спускаться по лестнице — с неба на землю.

ВСТРЕЧИ НА ТОРГОВОЙ УЛИЦЕ

Снова послышался уличный шум, запахло соей, перцем, появились улочки, заставленные лавками. В одной лавке седенький старичок в треснувших очках вколачивал в старый ботинок гвозди. В другой — женщина чистила рыбу.

Из харчевен потянуло запахом чеснока и каракатиц, под ногами зашуршала обёрточная бумага в иероглифах, захрустела скорлупа. И впереди между высоких домов показался торговый ряд — настоящая щель!

Торговцы выскакивали из-за прилавков, хватали прохожих за руки, хрипели, шептали, кричали:

— Мохер!.. Нейлон!.. Бери гуд!.. Америхэн!..

Ко мне подскочил желтозубый молодой китаец, вцепился в рубаху и затараторил:

— Корефан, друг, покупай!

— Что-то наших не видно, — сказал я Валерию Ивановичу, — уж не потеряли ли голову? — И вдруг столкнулся нос к носу с поваром Ваней. Цел! И голова на плечах.

— А я босоноги купил! — похвастал Ваня. — По камбузу бегать. А ты что?

— А ничего. Марки ищу!

— Да вон их в киоске завались! — Ваня схватил меня за руку. — Пошли.

Перед нами пробежал мальчуган с коромыслом. Маленький, тощий. Бока у него вздувались, как мехи, и было видно, как ходят рёбра. На коромысле качался десяток кастрюль, и из всех валил пар.

Следом за ним бежал ещё один, ещё меньше. Ноги его, казалось, подламывались, коромысло врезалось в плечо. В котелках плескалась горячая похлёбка, и он старался не расплескать её. Лицо его было искажено от напряжения.

Я посторонился, чтобы дать дорогу. Но тут сзади на меня кто-то прикрикнул.

Я оглянулся. И там, обливаясь потом, мчался мальчишка. Нейлоновая рубаха на нём была расстёгнута, и в руках тоже покачивались большие котелки.

А за ним ещё и ещё… Потные, взмокшие ребятишки толкали коляски с ящиками, тянули вёдра. Они ловко прокладывали себе путь, покрикивали, как катерки, и пропадали в узких проулках.

— Видел жизнь? — вздохнул Ваня.

— Дети Гонконга, — сказал я.

Валерий Иванович нахмурился и ничего не сказал.