– Не могу поверить, что миссис Бун сюда не ездит, – воскликнул Кельвин, когда мы подъехали к бревенчатому дому. Когда миссис Бун сказала, что коттедж стоит на берегу озера, она не упомянула того факта, что озеро было просто огромным, размером с океан. С пристроенного к коттеджу пирса едва было видно противоположный берег.
Также здесь был сарай, в котором стояло шесть маленьких каноэ.
Коттедж был просто огромным – и потрясающим. Всего в нем было двенадцать комнат: включая три ванные и пять спален. Над камином в гостиной висела гигантская голова лося, а в углу стоял огромный музыкальный автомат, который играл старую музыку. За пять центов можно было выбрать пять из пятидесяти разных песен.
Рядом с музыкальным автоматом стоял проигрыватель и книжная полка с пластинками. Это был лучший уголок в доме.
Каждая спальня была оформлена в стиле разных стран мира. Одна был полностью оформлена в стиле Соединенного Королевства, другая – в тайском стиле и так далее. Мы заглянули в каждую из них, и нам показалось, что за две минуты мы объехали весь мир.
Похоже, в интерьерах коттеджа была отражена вся долгая жизнь, прожитая миссис Бун и ее мужем. И было видно, что эта жизнь была прекрасна и полна приключений.
– Не могу поверить, что она рассказала нам о нем только сейчас, – воскликнул Рудольф, вылезая из машины с толстым слоем самодельного белого крема для загара на носу. – Представьте себе, какие мы бы могли устраивать здесь вечеринки!
Я ухмыльнулся.
– Вот именно поэтому она никогда нам о нем и не рассказывала. Мы бы его разгромили.
– Стейси здесь бы понравилось, – сказал Кельвин, затаскивая чемодан в дом.
– НАРУШЕНИЕ! – закричали близнецы, указывая пальцами на моего лучшего друга. Забавно, что эти двое такие разные, но все равно на одной волне.
– Никаких разговоров о твоей невесте. Наказание – штрафной, – строго сказал Рудольф.
– Это касается всех, – сказал Оливер, указывая пальцем на каждого из нас. – О женщинах говорить категорически запрещается, наказание – штрафной. Если вы будете говорить с девушкой и вас поймают, наказание – два штрафных, а если вам каким-то образом удастся протащить сюда девушку, в наказание будете пить мочу Рудольфа.
– Поверь мне, наверняка моя моча – самая чистая в этом доме. Вообще-то выпить мою мочу – большая честь.
Я закатил глаза. Мужской день. Никаких девушек, или придется пить мочу. Это закон, его придется соблюдать.
К полудню мы изрядно поддали и говорили о музыке; казалось, что все идет просто идеально. Оставалось только выйти на катере на воду.
– К черту все, – простонал Оливер. Он дремал на диване. – Я остаюсь здесь. Ничего не хочу делать. Только поесть вечером пиццу.
– Да ладно. Ты можешь и на лодке ничего не делать. Погода просто прекрасная.
– Если для тебя прекрасная погода – затянутое облаками небо, флаг тебе в руки, но клянусь, я с места не сдвинусь, пока не будет пора есть пиццу.
Я закатил глаза.
– Ладно. А где твой брат?
Практически сразу я увидел, как Рудольф разговаривает с искусственным растением в углу комнаты. Более того, он не просто разговаривал с растением. Он к нему клеился.
– Значит, ты часто здесь бываешь? – сказал он, поглаживая пластиковые листья.
Я взглянул на часы.
– Чувак, сейчас час дня! Когда ты успел так нажраться?
Я поднял пустую бутылку из-под виски и понял, что держу ответ на свой вопрос.
– Кельвин! Мне нужен подельник. Нужно втащить этих двух дураков на лодку и спуститься на воду. Кельвин? – позвал я, проходя через дом.
Его нигде не было видно.
Я дважды осмотрел каждую комнату. И только выйдя на улицу, я обнаружил, что он стоит на коленях за кустом и что-то шепчет.
– Ладно, милая. Мне пора бежать, кто-то идет. Я тоже тебя люблю.
– Ах ты говнюк, – засмеялся я, наблюдая, как Кельвин быстро положил трубку и вскочил на ноги.
– Не понимаю, о чем ты, – сказал он, защищаясь.
– Ой, да все ты понимаешь. Ты разговаривал со Стейси!
– Что? Да не. Это же мужские выходные. Никаких девчонок.
Я прищурился.
– Я сделаю вид, что ничего не было, если ты поможешь мне подготовить лодку и выгрузить на нее тех двоих.
Он поморщился.
– Я не очень…
– РЕБЯТА! А КЕЛЬВИН РАЗГОВАРИВАЛ С…
Он подбежал ко мне и зажал рот рукой.
– Ладно, дружище, ладно! Не знаю, заметил ли ты, но близнецы разливают штрафные в пол-литровые стаканы.
– Так одевайся, приятель! Мы идем на рыбалку. Выпивка, парни и их удочки.
– Это очень неудачное определение. Меня это беспокоит.
– Беспокоит? – спросил я с хитрой ухмылкой. – Или радует?
Кельвин начал прыгать вверх и вниз, как пятилетний ребенок.
– Так радует! Так радует! Я принесу выпивку и приведу парней. А ты тащи ту свою длинную штуку.
– Меня дважды просить не надо.
Он направился на кухню и остановился.
– Просто чтобы прояснить… та штука – это твоя удочка, Брукс. А не член.
Я пошевелил бровями.
– Называй это как хочешь, брат. В любом случае я ее принесу. Захвати еще гитару. Можем обсудить аккорды и тексты песен для следующего альбома.
Он просиял. Никогда не видел, чтобы кого-то еще так радовала работа – ну, кроме меня.