Вольные повести и рассказы

– Ну, а косы-то? Две косы у девочек, потом одна у девушек, потом две у мамок, у разведённых, у уличных. Поэтому у тебя и требуют «дай», – терять тебе, дескать, нечего… – я её не щадил, хотя и не унижал утверждением, я допытывался, коль сама речь завела. Да видно чистую душу грязью не замараешь.

– Хочу две косы, хочу три, хочу, как узбечка, сорок. Буду я кланяться предрассудкам… Видишь, удобно как я ношу. Косы обтекают грудь, на животе сходятся и расходятся на поясницу, там они сходятся в одну твою косу и ниже течёт одна… Сам ты разведённый! И уличный… Я тебе сказала, а твое дело проверить… – я опять закашлялся. Эту девушку мама обошла наукой. А, может быть, её тоже дед научил?…

– Такие проверочки не всегда ровно кончаются… – насторожил я её.

– А я ровно и не хочу, я сама по себе неровная… – и Любава повела кокосами грудей, талией, изгибом спины, задышала гневом – она действительно состояла из извилистых линий, пропитанных сотовым мёдом. Я с нескрываемым удовольствием запечатлевал виденное.

– Что ты на меня так уставился? – смутилась Любава.

– Я не на тебя, я уставился так ниже тебя…

– И что ты увидел ниже?… – её смущение улетучилось.

– То, что ты сейчас мне показывала… Рельефчик тот ещё… Хорошо будет пружиниться…

– Под тобой?… – опасно догадывалась Любава.

– Всяко хотелось бы… если выстоишь нравом. Бойкая ты, при удобном досуге займемся… – пообещал я ей.

– Посмотрим, каков ты боец! Может быть, мастер читать лекции… Хо-хоу… – Она вызывала своим смехом. Она дразнила вызовом. Ну, ты повертишься у меня!.. Козочка!

Мы говорили не только в Отрадном. До наших сел двести км, много других остановок – минутных, пятиминутных и даже одна остановка не временная, называлась «народной тропой». На длинном перегоне, где на линии не было сел, а значит, и остановок, шоферы останавливали автобус среди полей у придорожных посадок. Шоферы останавливали автобусы не из гуманных соображений – остудить старые моторы. Но пассажиры, смеясь, выходили, и кто как, группами и поодиночке, разбредались в зарослях. Кто знает, может быть, будущие поколения позавидуют нашему естеству; уж не хуже, чем в платных туалетах… Судя по всему, Любава легко переносила езду и в посадку не бегала. Я тем более. До «народной тропы» мы научились говорить глазами.

– Что я сказала? – глядя на меня расширенными глазами, спросила Любава.

– Ты сказала, что ещё не привыкла к тому, что я большой…

– Ты сразу правильно. А теперь ты спроси у меня! – Я сосредоточился, критически обежал глазами её фигуру и, изобразив недоумение, задал вопрос: «Неужели ты мешок с мякиной?»

– Хо-хоу… Ты сразу худое… Только не это…

– Ты переведи сначала, а потом отрицай.

– Ты спросил, неужели я мешок половы…

– Ха-ха-а… Угадала. Правда, я говорил о мякине, но это одно и то же. Ну, дай ответ!

Она выпятила губки и убрала их, а глазками заблестела, заблестела, радостно и сладострастно. Мне было смешно от одной её мимики, но, честное слово, я понял смысл.

– Ха а… Это ещё надо проверить…

– Не хитри, проверять будешь «при удобном досуге»… Отвечай!

– Ты хотела бы сказать, что ты мешок с сахаром…

– Хо-хоу… Не хотела бы сказать, а сказала. Теперь ты! – Я стал пронизывать её глаза требовательно и желанно, смещая ось глаза то вправо, то влево. Я спросил: «Где, то место, где мы устроим проверку»?…

– Я прочитала, но переводить не буду.

– Это нечестно, сама придумала игру…

– Честно я отвечу тебе глазами, а там, как знаешь…

– Давай.

Она насмешливо повторила мои манипуляции с осью глаз, потом потупила взор о свои туфли. Я рассмеялся и раскрыл рот, чтобы перевести на язык.

– Не говори, я поняла, что ты понял…

– Ну, поняла, тогда так и сделаем…

Она сказала мне: «Ищи сам, а я знаю. Внизу…» «Вот там-то я тебя, козочку!..» – ответил я ей.

С этого момента я как вздыбился кровотоком, так в дыбушках и застыл. Поэтому ехали молча.

Едем.