— Вот за мной раз гнались, это скажу вам — да! — сказал Володя Герман, — с кольями гнались. Поймали — убили б.
— Как же удрал? — спросил Мишка.
— На паровозе удрал, — сказал Володя, — я вскочил на паровоз. Паровоз был уже на ходу, а остановить поезд не имели права. Машинист кричит:
— Куда прешь, шпана несчастная? Слазь!
— Дяденька, — говорю, — убьют ведь. Дай до станции доехать. Помогать тебе буду в дороге.
— Не надо мне таких помощников! — кричит. — Катись колбасой.
— Ой, — говорю, — дяденька, дай до станции доехать.
А поезд уже полным ходом идет. Где тут слезать? Так я и доехал до станции. В Быхове это было.
— Что ты там делал в Быхове-то? — спросил Ледин.
— Перевозчиком там работал. Песок к линии подвозил. Сначала, как я из дому удрал, я гопничал по всяким городам. Попал я так в Быхов. Тут ко мне подходит один мужик и говорит:
— Хочешь, — говорит, — помогать мне песок перевозить? Я тебя кормить буду.
— Ладно, — говорю, — поработаю.
Стал я возить песок к станции. Мужик наскребет воз песку, а я отвезу. Ничего жилось, сытно.
Но раз такое дело вышло. Я поехал с возом, надоело мне сидеть на песке, я и сел верхом на кобылу. А мимо проезжали парни из соседней деревни. Увидали меня верхом на кобыле и гоготать. А один — здоровый такой парень, рожа с жиру лопается — повернул коня, поехал со мной рядом и давай настегивать кобылу. Кобыла — дохлая, а тут не стерпела, понесла. Я свалился и сломал руку. Три месяца потом пролежал в больнице.
А когда выздоровел и выписался, меня ОНО направило в детдом. Я от них смылся и остался жить на станции. К мужику назад не хотелось. Надоело возиться с песком. На станции я с ребятами познакомился. Жили мы все в пустой теплушке. К поезду выйдешь на перрон «пострелять». С месяц жил я так. Весело жил, ей богу. Лучше, чем дома!
— А дома худо жилось? — спросил Ледин.
— Худо, — сказал Володя. — Потому-то я и удрал, что худо там жилось. У меня мачеха. Злющая ведьма. А потом, когда отец заболел, — у него рак был, — совсем мне от мачехи житья не стало: дармоед, дармоед, — только от нее и слышишь. Я сначала молчал, терпел, а потом надоело. Слямзил у мачехи трешку и удрал. Пришел на вокзал, вокзал у нас большой, — я из Новобелицы, — там ребята стоят, беспризорники. Я им дал рубль, чтобы взяли меня с собой. У них старший был — Сенька.
— Ты, паря, со мной поедешь, — сказал он мне.
Залезли мы в ящик под вагон и поехали. Поехали в Юзовку. Оттуда в Киев. Из Киева — в Ростов. Из Ростова — в Харьков. Всю Украину объездили.
— А отсюда-то удирать не хочется? — спросил Ледин.
— Ну! — сказал Володя. — Гнать будут, и то не уйду.
Затрещал звонок. Перемена кончилась.
Эпилог
Утром почтальон принес письмо.
«Проспект 25 Октября, дом 76, товарищу-писателю Ледину».
Ледин рассмеялся.
«Товарищу-писателю Ледину», а номера квартиры нету. От кого бы это?
Письмо было от Иени Малиновского. «Товарищ Ледин, — писал Иеня, — почему вы давно у нас не были? А также написали ли вы про нас книгу и как она называется? Трое наших ребят уезжают, и поезд отходит в 9 часов. Приходите, пожалуйста, на Московский вокзал».
Сбоку крупными буквами шла чья-то приписка:
«И я тоже уезжаю. Приходите».
Вечер был теплый, весенний. Когда Ледин пришел на вокзал, было половина девятого. По широкой вокзальной лестнице бежала толпа. Какой-то человек все кричал:
— Иван Иванович! поезд уходит! Иван Иванович!
«Поезд уходит, — подумал Ледин. — Не тот ли?»
Он взял перронный билет и выбежал на платформу. На платформе сидела женщина в мужских сапогах и в галошах. Перед ней полукругом стояло штук десять бидонов.
— Не знаете, когда отходит этот поезд? — спросил Ледин.
— Мы не знай, — ответила женщина. — мы из Тосно.
«Вот чудаки! — подумал Ледин, — не пишут, какой поезд. Как же их найти?»
Вдруг Ледина кто-то потянул за рукав.
— Вот вы где! — сказал знакомый голос. — А мы вас ищем.
Ледин обернулся и увидел Семена Острогорского.
— А я вас ищу, — обрадовался Ледин. — Каким вы поездом едете?
— Московским, — сказал Семен, — через Москву на Украину.
— И ты едешь?
— И я.
— На отдых?
— Да нет, в колхоз, — сказал Семен, — в еврейский колхоз.
— А еще кто едет?
— Да вот они, — сказал Семен.
Первым Ледин увидал Натана Шостака. Натан был в серой куртке с меховым воротником и с большими карманами. Рядом, держась за ручку вагона, стояла Аня, закутанная в большой мохнатый платок так, что виден был только кончик ее носа. Она о чем-то говорила с Мишкой Коротуном. Вернее, говорил Мишка, Аня же в ответ только мычала, так как через платок ей было трудно говорить.
— Вот уезжаем, — степенно сказал Шостак.
— Все вы, что ли, едете? — спросил Ледин.
Аня что-то промычала в ответ.
— Что? — сказал Ледин.
— Не все, — сказал Шостак. — Я, Семен да она.
— И ты, Аня, едешь?
Аня сердито сорвала с головы платок.
— Закутали меня как куклу, — сказала она: — ни одного слова выговорить не могу. Вот теперь дышать легче стало. Ну да, тоже еду.
— На Украину?
— На Украину.
— В колхоз?
— В колхоз.
— Дело! — сказал Ледин.
— А книгу про нас вы написали? — спросила Аня.
— Написал.
— Про всех?
— Про многих.
— И про меня написали? — спросил Пеня.