Вольные штаты Славичи

Не только Гор, но и Бахтерев воспринял «Похождение Феокрита» и повесть «Парфений Иваныч» как литературный аналог Шагала: «По мироощущению обе повести приближались к живописным полотнам Марка Шагала»[12]. При этом, как указывает Дымщиц, оба автора специально подчеркивали, что аналогия с Шагалом была подсказана манерой, а не тематикой — в обэриутских вещах Левина, по словам Бахгерева, «отсутствовала еврейская тема или специфически белорусский материал».

Увы, от «Похождения Феокрита» (в некоторых источниках — «Жизнь Феокрита»), как и повести «Парфений Иваныч», остались одни воспоминания. Безвозвратно исчезли и четыре рассказа Левина, отправленные среди других обэриутских текстов в Париж с художником П. Мансуровым в августе 1928 г. — несбыточный план Хармса, надеявшегося на публикации в заграничных изданиях Известны названия трех утраченных рассказов: «Улица у реки», «Козел», «Третий рассказ».

В конце 1920-х гг. Левин, подобно другим обэриутам, обратился к детской литературе. Но возникла загвоздка: писатель Борис Михайлович Левин в литературе уже существовал. Выход подсказал С. Маршак, и Левин начал подписываться своим еврейским именем — Дойвбер.

В 1930 г. вышла его первая детская книжка. «Полет герр Думкопфа», фантастическая история об ученом чудаке-немце, типичном персонаже обэриутов и некоторых серапионовцев (ранее рассказ печатался в журнале «Пионер»). Те же мотивы абсурдного изобретательства Левин развивал в совместном с Хармсом рассказе «Друг за другом», опубликованном в журнале «Чиж».

И в том же году грянул гром: весенний вечер обэриутов в общежитии студентов ЛГУ закончился скандалом. Студенческая аудитория, как признавал позднее на допросе Хармс, бушевала и требовала «отправки нас в Соловки». Ленинградская газета «Смена» выступила со статьей «Реакционное жонглерство (Об одной вылазке литературных хулиганов)»[13].

Обереуты далеки от строительства. Они ненавидят борьбу, которую ведет пролетариат. Их уход от жизни, их бессмысленная поэзия, их заумное жонглерство — это протест против диктатуры пролетариата. Поэзия их поэтому — контрреволюционна. Это поэзия чуждых нам людей, поэзия классового врага

— такие хлесткие определения, попахивавшие тюремной камерой, распространял от имени «пролетарского студенчества» автор печатного доноса, некто Л. Нильвич (под этим псевдонимом, как считается, скрывался сотрудник ОГПУ Е. Сно, посещавший выступления обэриутов по профессиональной надобности). В статье сохранились не только фрагменты пропавших стихов обэриута Ю. Владимирова, но и цитата из рассказа Левина:

Первым читал Левин. Читал он рассказ, наполненный всякой дичью. Тут и превращение одного человека в двух («человек один, а женщин двое: одна — жена, другая — супруга»), тут и превращение людей в телят и прочие цирковые номера.

Недоумевая, следили собравшиеся за этими вывертами. К чему все это?

Вопли аудитории не испугали Левина — он твердо стоял на своем, что вызвало у «Нильвича» приступ неподдельной ярости:

Левин заявил, что их «пока» (!) не понимают, но что они единственные представители (!) действительно нового искусства, которые строят большое здание.

— Для кого строите? — спросили его.

— Для всей России, — последовал классический ответ.

Вечер в общежитии ЛГУ 1 апреля 1930 г. стал последним публичным выступлением ОБЭРИУ. Репрессии, обрушившиеся на обэриутов в конце 1931 года (аресты и высылка Введенского, Хармса, Бахтерева) каким-то чудом обошли Левина стороной. В тридцатые годы он одну за другой публикует детские книги; однако Левин, как и его соратники-обэриуты, вкладывает в них совершенно не «детское» содержание.

В первом же «большом» произведении «Десять вагонов» (1931, второе издание 1933) писатель нащупывает собственную тему: быт еврейских местечек накануне и во время революции и гражданской войны. Кровавая метель исторического катаклизма в восприятии ребенка или подростка, зловеще-абсурдная речь и вещие сны становятся его стихией. За «Десятью вагонами» последовали повести «Вольные штаты Славичи» (1932), «Лихово» (1934) и пьеса «Амур-река» (1939). Немалый успех сопутствовал повести «Улица сапожников», которая выдержала в 1932–1935 гг. три издания. По мнению В. Дымшица, повести Левина —