Вольный горец

— Э-ей! — поднял ладонь, останавливая Каплана, Аскер. — Только не надо сочинять нам тут сказку про машину и про бензин — все это тут как раз ни при чем… Мы с Гаврюшей только что занимались тут совсем другими историями. Я ему рассказал, как пустой прозрачный мешок, который сто лет никому не нужен, может превратиться в живого зайца, если радостно закричать: заяц! заяц!.. От всего сердца. Ты понимаешь?.. И тут Гаврюша спросил меня, как по-черкесски будет «лев», и только что с надеждой и с верою прокричал: Каплан!.. Каплан! Ты понимаешь?

Каплан Кесебежев на секунду прикрыл глаза и приложил ко лбу палец:

— Так вот почему я тут оказался?

— А ты думал? — рассмеялся Аскер. — Потому-то я спрашиваю тебя: долго ли ты пробыл никому не нужным пустым мешком?

— Больше десятка лет, Аскер, ты это знаешь!.. Правда, я был не прозрачным мешком, а коричневой коробочкой с гофрированной прокладкой внутри — ты, может, помнишь?.. Меня тогда выгнали из редакции и велели идти работать на целлюлозно-картонный комбинат, где делают как раз такие коробки…

Каплан Кесебежев сказал это так искренне и таким грустным тоном, что Гаврюша почти поверил, что так оно все и было.

— А кто хотел тебя съесть? — спросил он у Каплана. — Лиса?.. Или серый волк?

— Его хотели съесть серые люди, — сказал Аскер. — Они куда опасней серого волка!

— Ты все верно говоришь, Аскер! — грустно улыбнулся Каплан. — Вечером ко мне пришел серый человек и сказал: видишь, я не стал вызывать тебя в большой дом, не стал делать так, чтобы все это видели и об этом говорили… Я сам к тебе явился. Завтра утром ты должен выйти на работу на целлюлозно-картонный комбинат. Там тебя уже ждут. А если не выйдешь, то вечером к тебе придут уже другие люди. Ты потом будешь долго ехать и станешь потом работать очень далеко от теплого дома — на дальнем Севере…

— А что ты натворил? — спросил Гаврюша, подумавший, что перед ним, может быть, бывший лесной разбойник.

— Он написал честные стихи! — ответил за Каплана Аскер. — И они подумали, что он — ненормальный, — старик как будто замялся. — А может, ты и правда Каплан, может, и правда? — тут Аскер сделал нарочно строгое лицо. — Ты теперь стал эфенди, учителем верующих муслимов, но люди в Майкопе говорят, что твоя дочка окрестилась в русской церкви и скоро выходит замуж за казака… Это правда?

— Это чистая правда, Аскер! — горячо воскликнул Каплан. — Ты же знаешь, что когда начинаешь чему-либо учить других, жизнь тут же спрашивает тебя: а сам ты пережил то, о чем говоришь?

И Аскер печально вздохнул:

— Аенасын — так!

— Но ты же сам говорил, что казацкие и черкесские богатыри росли вместе, — напомнил Гаврюша. — Почему тогда они стали такие разные?

— Так случается и сегодня, Джебраил: даже родные братья от одних отца-матери вырастают совершенно непохожи ми друг на друга, — начал Аскер. — А то, о чем мы говорим теперь, было тысячи лет назад… несколько сот лет. Не только черкесы — многие люди в наших местах жили тогда набегами. Наверное, ты уже слышал, что это такое, ым? Кончилась у тебя, предположим, соленая баранина — ел ты соленую баранину на ребрышках?.. Если нет, мы попросим Каплана, чтобы он свозил нас в аул к своим друзьям — там еще можно попробовать, что это… что это…

— Что это за вкуснятина? — подсказал Гаврюша.

— Да! Пальчики оближешь… Так вот: кончилась у тебя соленая баранина, а своих баранов у тебя давно уже нет. Что делать?.. И черкес ночью прыгает в седло, скачет в соседний аул и пригоняет оттуда целую отару… Либо стадо, либо табун. И если он успел закрыть ворота прежде, чем его догнали хозяева, все — бараны же его собственность, скотина уже — его… Не станем уточнять, как это называется нынче…

— Приватизация? — догадался Гаврюша.

— Ы, Каплан? — воскликнул старик. — Я уже говорил мальчику, что ему надо выставить свою кандидатуру в президенты!

— А ты не очень часто болеешь? — спросил Каплан построжавшим голосом.

— Что вы! — удивился Гаврюша. — Я пью только молоко!

— Вырастай! — как будто попросил Аскер. — Поскорее вырастай!

— …Жили они набегами, — напомнил старому солдату Гаврюша.

— Да! — подхватил Аскер. — Черкесы были большие мастера на это дело!.. Они научились месяцами выдерживать коней в темном загоне… в какой-нибудь хитрой пещере, ым?.. Из которой коня выводили побегать лишь ночью. Зато потом такой конь привыкал хорошо видеть в сплошной тьме, и за одну только ночку на нем можно было ускакать очень далеко и до рассвета вернуться домой, ты понимаешь?

— Чего ж тут не понять? — согласился Гаврюша.