Вольный каменщик

Все дальнейшее развивалось в последовательнейшем порядке, хотя и не преднамеченном. Жорж уехал с мадам Краус играть в теннис; Анна Пахомовна с Ришаром, раскалённые солнцем, вернулись к завтраку в купальных халатах. У комнаты Анны Пахомовны Ришар задержался и, может быть, хотел войти. Это было бы совершенно неприличным, особенно при сложившихся, обстоятельствах. Анна Пахомовна, одной рукой придерживая полу халата, другой, обнажившейся до локтя, высоко держась за косяк двери (варьяция позы античной девушки, несущей кувшин), длинной французской фразой, давно вызубренной с помощью самоучителя и франко-русского словаря Макарова, разъяснила Ришару, что она — не та, за которую он, может быть, её принимает. Тогда Ришар сначала несколько удивился и оторопел, потом, объяснив по-своему фразу Анны Пахомовны, использовал приём, который, по его наблюдениям, неотразимо действовал на женщин всех возрастов свыше семи лет.

Второй раз в жизни Анри Ришару довелось услышать крик, которым дикая народность выражает своё неполное удовольствие; в первый раз это было в кабинете шефа экспедиционной конторы. Не умея падать в обморок, Анна Пахомовна, теперь уже на родном языке, дала точную оценку поведению Ришара, хлопнула дверью и оставила себя без завтрака.

Медон подмигнул Кламару, оба вежливо раскланялись с мэром — и роман Анны Пахомовны кончился.

* * *

Хотя Егор Егорович не был чревоугодником, но часто, возвращаясь со службы с ощущением лёгкого дрожания в пустоте, пытался представить себе, какой обед ждет его дома. За отъездом Анны Пахомовны обед изготовляла мадам Жаннет по женственному французскому вкусу и оставляла его холодным на кухне на всегда готовой вспыхнуть газовой плите. В столовой мадам Жаннет сервировала один прибор, причём экономно накрывала только умеренный сегмент круглого стола сложенной вдвое скатертью.

Отворив дверь и заботливо повесив ключ на гвоздик, Егор Егорович не заметил в передней дамского пальто и зонтика, но сразу обратил внимание, что стол накрыт на двоих. «Разве я кого-нибудь жду? Я ничего не заказывал мадам Жаннет!» Положил портфель, вынул платок, чтобы отереть потный лоб — и увидал в дверях спальни жену:

— Вот приятная неожиданность! Ты вернулась? А Жорж?

«О прости, прости меня!» — воскликнула опозорившая себя, но раскаявшаяся женщина, ломая руки. «Я знал это и был готов к худшему». — «О нет, я осталась тебе верна, клянусь!» — «Не нужно клятв, я верю. Но с этого момента ты перестанешь красить губы и щеки, отрастишь волосы и вся отдашься заботам о муже и воспитании сына. Сначала твои волосы будут пёстрыми, но мало-помалу к ним вернется первоначальный цвет, а обесцвеченные концы можно будет отрезать. Согласна ли ты?» — «Да, я это сделаю, и никто никогда не назовет меня ветреной женщиной и крашеной бабушкой. Моим единственным развлечением в часы одинокого досуга будет отныне пылесос». Он протягивает ей руку, которую она хватает и целует. Комната наполняется хныкающими от умиления ангелами, а радио за стеной играет гимн Гарибальди или «Славься-славься».

Именно так мы и закончили бы главу «Забавы Марианны» или даже всю повесть, если бы подобная сцена, сама по себе сильная, хоть немного соответствовала характерам героев. И однако Анна Пахомовна просто ответила:

— Жоржу я позволила остаться и дала немного денег. Но это не курорт, а какой-то ужас. Я предпочитаю сидеть в Париже. Ну, как у тебя?

Но ведь недаром вместе прожиты годы! Егор Егорович понимает, Егор Егорович жалеет. Он искренне выражает радость, даже ощущает эту радость. Он суетится, оживлённо перекладывает на столе вилку на место ножа и обратно, он спешит в кухню:

— Вот и чудесно, будем сейчас обедать, я мигом разогрею.

— Оставь, пожалуйста, я сама; я приехала ещё днем и все приготовила.

— А ты, кажется, сильно загорела?

— Да, немножко.

Он ещё спрашивает о Жорже и не заикается об Анри Ришаре. Анри Ришара нет на свете. Анри Ришар стёрт резиночкой в памяти человечества. Анри Ришар не будет больше по средам пожирать паюсную икру и отколупывать ягодки винограда. В сущности, Анри Ришар надоел им обоим, и дружба с ним вредна для Жоржа. Егор Егорович ест с большим аппетитом и старается быть милым и заботливым. Но ведь он и вообще милый и заботливый, как-никак семью кормит, и неплохо. Уж раз Анна Пахомовна вернулась, пробыв на море всего десять дней вместо месяца, значит, так нужно. Она говорит в пояснение:

— А я, знаешь, как-то соскучилась по дому. — Эти слова звучат неудачно, и Анна Пахомовна спешно добавляет: — Сначала думала поехать ещё куда-нибудь, но потом решила — право же, не стоит!

— Ну, что ж, я очень рад!

После обеда Егор Егорович читает, а жена моет посуду, хотя обычно это полагается делать утром мадам Жаннет. Перед сном Анна Пахомовна с настоящим удовольствием берет ванну и смывает остатки морской соли. И только в постеле, когда Егор Егорович уже готов расправить крылья, чтобы улететь в иные миры, Анна Пахомовна, настроив голос и наладив слова, говорит с лёгкой небрежностью: