Вольный каменщик

Дома, на улице Конвансьон, беспорядок и гулкая пустота; оголились окна, нет салфеточек, Фёдор Достоевский бежал в Африку со знаменитой девственницей. Пылесос можно продать, книжный шкапчик поедет в деревню, но «Митину любовь» в переплёте Анна Пахомовна увезла: самая её любимая книга.

В особый пакет Егор Егорович укладывает муаровую ленту, запон, перчатки и тайные книжечки, которых набралось немало. Одну оставляет для чтения — толстый томик о посвятительных обществах мира древнего и средних веков. До чего же все-таки интересно!

Перед Егором Егоровичем вырастает живописная фигура жреца с атрибутами богини Анубис. Тело Егора Егоровича тает — остается душа, а жрец превращается в богиню отменной красоты. «Откуда ты идёшь и чего ты хочешь?» — спрашивает богиня душу Егора Егоровича, пришедшего с вокзала и хотящего немножко почитать книжку, прежде чем заняться дальнейшей укладкой вещей. И однако душа отвечает: «Я иду издалека созерцать твою красоту; мои руки приветствуют твоё имя Истины; я явился сюда из страны, где не растут ни Акация, ни дерево Сонт, где нет зелёных листьев. И я хотел бы проникнуть во вместилище великих тайн». Тогда Анубис отворяет дверь и ведет душу Егора Егоровича длинными коридорами в дом Озириса. Там все стены увешаны тайнами, ими же уставлен пол, так что легко запнуться о раскрытый ящик или скамеечку для ног. В одном из ящиков Егор Егорович узнает свою скромную посуду (лучшая уехала в Африку лечь в основу хозяйства Жоржа), а рядышком чемодан с бельём и летний костюм в аккуратном чехле; через все это приходится перешагивать, пока, вместе со своим мистагогом, Егор Егорович не останавливается у двери с двумя колоннами. Он знает, что это два лика Истины, две правды, среди которых колеблется и мечется слабый человек. Между ними дверь, запертая на два крючка. «Знаешь ли ты, каково имя этой двери?» — «её имя — Открывательница божественного света». — «А имена двух крючков?» — «Один — мастер Истины, другой — мастер Силы, таковы их имена». — «Войди же, и ты познаешь сущность вещей».

Егор Егорович входит в спальню и видит на двуспальной кровати односпальное одеяло, оставленное ему уехавшей супругой. В душе его ощущение монашества. Ящики комода выдвинуты, и кое-что ещё нужно вынуть и уложить для перевозки в деревню. Кровать придётся продать за громоздкостью и ненадобностью. Вообще хлопот ещё много, И как странно случилось, что многие из вещей, игравших значительную роль в жизни Егора Егоровича и его супруги, теперь утратили важность и больше не требуются, в том числе и зеркальный шкап, и высокая электрическая лампа с изящной жёлтой юбочкой, и мягкий пуф, сидящий на котором кажется обвиняемым, заслуживающим снисхождения.

К жизни новой Егор Егорович готовится бестрепетно и даже в сиянии надежд. Как-нибудь жить надо; ну вот, попробуем жить так, а там увидится. Сидят же другие на земле и ещё похваливают. Свои огурцы и свой укроп. И воздух всегда чистый. Конечно, реже будут встречи с братьями по ложе, и особенно жаль, что не придётся забегать в аптеку Руселя. Этот превосходный человек поднёс Егору Егоровичу целый короб всяких необходимых медикаментов, и на каждом пакетике, на каждой коробочке, даже и на пузырьках надпись, включённая в треугольник. Вот милая душа! А брат Дюверже осведомился, не предполагает ли брат Тэтэкин оклеить стены своего загородного замка обоями lavables[114], что практично и не будет стоить дорогому брату ни одного сантима. Ведь какой славный человек, а на вид — скопидом и деляга. Страховой агент, узнав, что Егор Егорович не может больше делать взносов по страхованию жизни, научил его, как можно, правда — с основательным убытком, извлечь одновременный доход из прежней аккуратности, так что Егору Егоровичу кое-что отчислилось, и эта сумма забронирована им теперь на чёрный день. Вообще все устраивается сравнительно благополучно, и здоровье держится. Пятьдесят три года — ещё не старость. Вот Лоллию Романовичу уже под семьдесят, и главное — слабоват. Это старость, слов нет!

Окинув взором хозяйственное разрушение, Егор Егорович садится на корточки перед чемоданом и начинает усердно забивать свёрнутыми в комочек носками оставшиеся свободными места; потом из вкладного ящика создает второй этаж, куда прежде всего укладывает вынутый из чехла летний костюм, затем чесучовые панталоны и прочие остатки минувшей благополучной жизни.

Vitriolum

Visila inferiora Terrae Rectificando invenies Occultum Lapidem verae Medicinae[115]