Вольный странник

Чтоб любовь, что вы дарили, принесла плоды,
Буду жить;
Чтобы дух, что вы делили, пробуждал мечты,
Буду жить;
Чтобы свет, что вы зажгли, в сердце жил моем,
Буду жить;
Буду жить, чтоб образ ваш озарял мой дом.

* * *

Собрав свои вещи и настороженно прислушиваясь к каждому звуку, они стали подниматься к вершине холма.

— Селение не было даже огорожено, — сказал Лампи.

— Может быть, они думали, что никто не станет на них нападать, потому что взять у них нечего, — вспомнив о Негасимом Свете, высказал предположение Роун.

— В таком случае они сильно ошибались, — с угрюмой сосредоточенностью произнесла Мабатан.

Стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, они подошли к разбросанным по селению домам, которые, казалось, никак не пострадали от вторжения убийц.

— Здесь, наверное, жили замечательные мастера, — прошептал Роун. — Каждый камень искусно обтесан и мастерски пригнан к другому. Смотрите, они даже цементный раствор не использовали!

Подойдя к первому дому, Лампи с восхищением провел пальцем по стыку между двумя камнями. Роун заглянул внутрь и увидел, что тарелки с остатками завтрака так и стояли на столе, постели были не застелены, в котелке около печки мокла фасоль.

— Должно быть, на них напали рано утром, — заметила Мабатан.

— С чего ты это взяла? — спросил Лампи, обратив внимание на стоявшую в ряд у двери детскую обувку.

Роун печально покачал головой:

— Разве на это должна быть какая-то причина?

Ответ на свой вопрос Лампи получил лишь после того, как они обошли все дома, а потом зашли в последнее строение, служившее, скорее всего, центром общины.

В отличие от жилых домов, в которых все осталось в целости и сохранности, в этой постройке все было варварски разгромлено и разрушено.

Повсюду в беспорядке валялись поломанные скамьи, стулья и столы, покрывавшие стены гобелены были в клочья изорваны и лежали в пыли. Лунный свет, струившийся из окон, освещал черные пятна крови, которой было залито все помещение.

Роун глубоко вдохнул, пытаясь унять бешено колотившееся сердце.

— Вот здесь всем им и устроили эту кровавую бойню.

— А тут мы, наверное, сможем узнать, почему это случилось, — сказал Лампи, подойдя к отверстию в стене, которое раньше было аккуратно заделано досками.

Рядом с дырой в стене лежал кремень для высекания огня и стояла свеча. Он высек искру камнем о свисавший со стены железный брусок и запалил свечу.

Спустившись по лестнице, они оказались в большой, скрытой от сторонних взглядов комнате. Даже в неярком мерцающем свете свечи им сразу стало ясным назначение этого помещения. Там стояли детские колыбельки, столики для кормления детей, а рядом было что-то вроде небольшой игровой детской площадки или манежа, на котором были разбросаны игрушки для малышей. Мабатан коснулась рукой деревянных паровозиков, тряпичных кукол, кукольной одежды, кубиков конструктора.

— Как думаешь, сколько здесь было детей? — спросил девушку Лампи.

— Не меньше шести. Причем разного возраста, — ответила она, не поднимая глаз.

С отсутствующим выражением лица Лампи поднял с пола детские счеты и стал щелкать костяшками, перекидывая их из стороны в сторону.

— Значит… клирики приходили сюда за детьми. Они всех их забрали, а взрослых перебили, чтобы другим неповадно было им сопротивляться. Именно поэтому они и не придали их тела земле, а оставили в назидание тем, кто будет проходить мимо. Лучше, мол, пожертвуйте малым, не то все отнимем.

Внимание Роуна привлекло что-то на стене. Он взял у Лампи свечу и поднес ее ближе к изображению, которое его заинтересовало. Разобрав, что это было, он пошатнулся и чуть не выронил свечу.

Там висела картинка с изображением девочки. Одета она была в вычурный роскошный наряд, будто особа королевской крови, на лице играла ангельская улыбка, весь облик ее источал благожелательность и добросердечность. Рука девочки была чуть приподнята, как будто она хотела ласково потрепать по волосам смотревшего на изображение человека. Внизу картинки были написаны всего два слова: НАША СТОУВ.

Роун в изумлении уставился на нее ничего не понимающим взглядом. Потом придвинулся ближе, продолжая внимательно разглядывать черты ее лица. Через какое-то время юноша оперся о стену рядом с изображением сестры.

— Да, она подросла…

Лампи растерянно молчал, пока Роун не отошел от стены. Потом он попытался вслух произнести буквы, написанные под портретом, как учил его Роун.

— На-ша Ст… Сто… Стоув, — прочитал Лампи. — Наша Стоув. Как будто она принадлежит всем.

Мабатан приложила руку к изображению и прикрыла глаза.

— Эту картинку здесь оставили клирики.

В душе Роуна все перевернулось.

— Как будто они хотели сказать, что это она во всем виновата.

— Или что это она представляет Город, — мрачно добавил Лампи, соглашаясь с другом.

Мабатан пожала плечами:

— Скорее всего, она понятия не имеет о том, что здесь произошло.

— Мне бы очень хотелось тебе верить.