Музыкант в пламенной маске играл на флейте зажигательную мелодию, а ложная жертва лесных клещей в такт ей притопывала ногами и похлопывала руками. Музыка чем-то задела Стоув за живое, привлекла ее внимание. Она сконцентрировалась на фигуре в маске, пытаясь понять, кто за ней скрывался, но наткнулась на непробиваемую защиту. Он смог от нее отгородиться — такого просто не могло быть!
Виллум легонько подталкивал ее к сцене, с высоты которой ведущий продолжал внимательно вглядываться в толпу, но их приближения явно не замечал. Рядом с ним стояла с барабаном молоденькая девушка, не отрывавшая глаз от Стоув. Взгляд ее как-то странно успокаивал.
— Ах, Виллум, со времени нашей прошлой встречи у тебя прибавился не один седой волос, — вдруг сказал ведущий лицедей, не сводя глаз с толпы.
Виллум напряженно взглянул в сторону сцены.
— Расслабься, этот клирик — один из наших. А спектакль они разыгрывают только для отвода глаз.
— Хорошо, с этим все понятно, но другие-то очень скоро нас настигнут.
Виллум обернулся к Стоув.
— Это Камьяр, тот друг, о котором я тебе говорил.
— Сюда, пожалуйста, — тихо сказал Камьяр, провожая их к разбитой за сценой палатке.
Сунув руку в сундук, он вынул оттуда ветхую одежду подмастерья красновато-желтоватого цвета.
— Надень-ка вот это. Пришло время менять профессию. И, пожалуйста, поторопись.
Стоув откинула капюшон, и Камьяр ахнул.
— Надо же, это и
— Это было очень рискованно, я даже думал — просто невозможно. Поэтому я и обратился к
— В таком случае ты тем более заслуживаешь похвалы.
Ободряюще кивнув Стоув, Виллум взял Камьяра за руку.
— Есть кое-что еще.
— У меня почему-то такое предчувствие, что это мне не понравится, — пробурчал Камьяр, когда Виллум выводил его из палатки.
Стоув, прекрасно понимая, что именно они так оживленно шепотом обсуждали, воспользовалась представившейся возможностью и переоделась. Она скинула одежду клирика-юнкера и натянула обноски подмастерья. Взглянув в небольшое обшарпанное зеркальце, совсем рядом с собой она увидела там того лицедея в огненной маске, который только что играл на флейте. Это именно он как-то сумел создать защиту, за которую она не сумела пробиться — поэтому-то она даже не заметила, как он вошел. Когда он сунул руку в карман, Стоув напряглась, готовясь отразить нападение. Сейчас она так закричит, что у него голова лопнет!
Но что это он сжимает в руке?
Тряпичную куклу, обернутую в выцветшую ткань когда-то пурпурного цвета.
Это же ее кукла! Та кукла, которую она тогда выронила на снег. На забрызганный кровью снег рядом с рукой Роуна… Рука Роуна. Дыхание Стоув стало резким и порывистым, сердце бешено застучало.
Флейтист-лицедей снял маску.
— Я скучал по тебе…
Его нежный голос все такой же… Это же он, брат ее, которого она так искала в Дальних Землях!
— Роун…
Роун как завороженный смотрел на сестру. Она очень выросла и была похожа на маму, какой он ее запомнил в последний раз. Те же золотисто-каштановые волосы, те же глаза, влажные от слез. Медленно, осторожно он протянул к ней руку.
Стоув смотрела на нее, не сводя глаз, — на ту самую руку, которую так давно не смогла удержать в своей, когда он, окровавленный, упал на снег.
Роун не говорил ни слова, протягивая к ней раскрытую ладонь, мысленно умоляя:
Ей так хотелось снова обрести семью, брата и жить спокойно, счастливо и по-доброму такой жизнью, которая осталась у нее в памяти. Жизнью ребенка.
Роун, в отчаянии мотая головой, сделал к ней шаг. В тот момент ему больше всего хотелось, чтобы она взяла его руку.
Прижав к себе куклу, Стоув отступила на шаг от брата. Не могла она взять его за руку. Если бы она это сделала, он бы тут же понял, что та Стоув, которую он знал, мертва. А новой Стоув надо было сосредоточиться, потому что пять клириков с врачом подошли совсем близко.
— Нет! — успел он крикнуть еще до того, как от адской боли у него чуть не раскололась голова.