Володины братья

Для березы эта игра была последней игрой, не то что для реки; береза дрожала уже много дней и ночей, но и ночи эти и дни были для нее сочтены: скоро вода совсем оголит ей корни, вымоет их из берега, и береза поплывет по волнам, перекатываясь через пороги, а река все будет с ней играть и играть, пока не выбросит где-нибудь на берег. А может, река дотащит ее до моря-океана, и там березу выловит какой-нибудь иностранный корабль, подбирающий в океанских просторах, возле наших берегов, даровую древесину, — и пойдет тогда береза на бумагу или на дрова. А может, просто сгниет от сырости, а потом высохнет на солнце до гнилушечной трухи, рассыплется, и будет эта труха поздней осенью, в долгие темные ночи, светиться промежду камней или кустов голубоватым сиянием…

Володя смотрел на березу: по ярко-белой мокрой коре воинственно бегала взад-вперед маленькая птичка — вьюрок-драчун. Эта птичка — черная с голубоватым отливом, с желтым брюхом и белым, задорно поднятым хвостиком — всегда жаждала с кем-нибудь подраться, даром что сама крохотная — от земли на вершок! Задорная и веселая была птичка, и река, и солнце, и Володя веселый — только береза грустная…

В это время ветер в последний раз сильно вздохнул — как всегда перед полуденным сном, зарябила гладкая поверхность реки, река на мгновение нахмурилась, и от белого буруна долетели до Володи легкие, как туман, брызги — они странно пахли! Володя готов был поспорить, что брызги пахли горелым!

Но опять заснул ветер, уже надолго, до вечера, а может быть, даже до утра, река опять стала гладкой и веселой, и брызги над белым бурунчиком опять остановились в воздухе прозрачным облачком, в котором бледно угадывалась маленькая зеленовато-красно-желтая радуга. «Чудеса! — подумал Володя про пахнущие гарью брызги. — Неужели я уловил запах радуги?»

Он сидел на камне неподвижно, как изваяние, и уже чувствовал, как сквозь одежду входит в него вечный каменный холод — из глубины этого огромного валуна. «Если долго так сидеть, можно в камень превратиться, окаменеть на веки вечные!» — подумал Володя. Володя знал, что так же, как любил он весь этот мир вокруг, так же и все вокруг любило его и не хотело от себя отпускать: камни, как только он к ним прикасался, стремились проникнуть в него своим холодом; река, едва он входил в нее, властно брала его в свои ледяные объятия, не желая расставаться; и многочисленные болота, по которым он не раз ходил за клюквой, всегда стремились нежно засосать его в свои неведомые глубины…

Володя вдруг взмахнул руками, спрыгнул с валуна, как будто действительно боялся окаменеть, и побежал, прыгая по гальке, к верхнему краю пляжа и дальше — по мягкому ковру травы — к березе.

Вьюрок-драчун, завидя Володю, ускакал на дальний конец дерева и сердито поглядывал оттуда, покачивая хвостиком, чтобы не потерять равновесие, но, увидев, что и Володя вскочил на березу, перелетел на берег и стал носиться в траве, возмущенно посвистывая и с гневом глядя на Володю…

«Вот смех-то! — подумал Володя, стоя на гибком стволе. — Со мной-то тебе подраться слабо! — Его очень рассмешил этот вьюрок, даже обрадовал, как все его радовало в это утро. — А до избушки я дойду, не заблужусь! — вспомнил Володя ночных муравьев. — Буду идти все время вверх по реке до Прокопова хутора, перейду речку Сар-Ю, благо она сейчас мелкая в такую жару. А от Прокопова хутора, где река делает большой крюк, я влево сверну, на дедову тропинку, и по ней — через хребет Иджид-Парма — мимо болота напрямик выйду к горе Эбель-Из. Супротив горы на другом берегу Илыча и стоит избушка! И дедушка там! Проще простого! А ты говоришь — заблужусь!» — мысленно упрекнул он Главного Муравья. Вся эта дорога, которую он хорошо знал — ходил по ней с дедушкой и с братом Иваном над этими местами на вертолете летал, — вся дорога впереди стояла перед его глазами, как будто он смотрел на карту.

Мысли быстро пронеслись в Володиной голове, пока он стоял на качающейся березе — под его тяжестью она сильно ушла вниз, как лук, тетива которого невидимо натянута над водой; река теперь близко и весело ревела — она раскачивала березу и приветственно осыпала Володю брызгами… «Видела бы меня сейчас Алевтина! — подумал Володя, балансируя на колотящейся в волнах березе, как настоящий циркач. — Видела бы она, как ловко я тут стою и не падаю!» Но Алевтина была далеко, и дед Мартемьян, и брат Иван, и отец Алевтины Прокоп — все, не говоря уже о деревенских мальчишках, были далеко и не могли подивиться Володиной ловкости, «Ну ничего! Удивятся еще!» — возгордился Володя, Один только вьюрок-драчун завистливо стрекотал, глядя на Володю.

— Вот настырный! — рассмеялся Володя; — Ну смотри же! — С этими словами он опустился на корточки, схватился за крепкие красные ветви, еще покрытые листвой, и прыгнул в реку, не выпуская ветви из рук. Вьюрок-драчун возмущенно подпрыгнул.

Река бурно обняла Володю, обжигая холодом, пытаясь оторвать от березы…