Читаем Володька-Освод полностью

Весь день Сагин был не в себе. Неприятно покалывало висок. Немоглось. «Или не ехать сегодня, — вяло подумал Володька. — Долго ли до беды? Ведь на паутинке вишу. А ну как нынче опять заловят, тогда что? — Володька сухо усмехнулся. — Тогда сушите сухари и пишите письма. Через этого молокососа прахом пойдет все нажитое. Лет пяток не Люську буду лапать, а подушку соломенную. Так не ехать?.. Как не ехать? — испугался Володька. — А машина будет ждать. А убытки уже какие понесены. Чем компенсировать? Да и дальше как жить?! Что ж, каждую рыбину за пазуху прятать и глядеть, как бы молодой Иван за шкирку не ухватил? Ну нет, шалишь, чем так жить, лучше вовсе не жить. Не дамся! — подумал Володька, леденея сердцем. — Вывернет его ночью на меня, значит, судьба такая у младшего лейтенанта. Значит, срок его жизни пришел. — Сагин тряхнул головой, отгоняя вставшее перед глазами темное видение. — Нет, не дамся! Или он, или я».

Володька глянул на часы и решительно встал. Пора. Половина двенадцатого. Самое время подоспело.

Темень на дворе была хоть глаз выколи. Только изредка в разрывы туч вплывал узкий серп месяца. В распахнутые окна тянуло ночной прохладой, и даже комары как будто несколько угомонились. Шурьяк уже возился у причала.

До Киярской ямы на глиссере было сорок минут ходу. Каждый замет плавной сети брал около часа времени. До четырех надо было уложиться с двумя заметами и к пяти поспеть обратно. В пять утра к воротам ОСВОДа должен был подрулить сазаний оптовик. Томить клиента ожиданием не полагалось.

Оптовый покупщик имел с Володьки рубль на каждом килограмме рыбы. В другое время Сагин не стал бы с ним и разговаривать, повез товар сам, но в нынешний тяжелый момент брать на себя третью статью особой охоты не было. За глаза хватало и двух имеющихся. Вот и приходилось нести неоправданные убытки, которые он со скрежетом зубовным приплюсовывал молодому Ивану. Счет его к инспектору рос не по дням, а по часам.

Сагин тоскливо ежился, отдавая сазанов вполцены против базарной, но в душе признавал вполне справедливой калькуляцию торгового человека. После расчета с Володькой начинался уже сплошной его риск — триста километров голой дороги с пятью-шестью постами ГАИ. От полученного рубля на этом пути шутя отламывался полтинник. Сама машина денег стоила, да и там, на дальнем рынке, на штучной веселой распродаже, пальцев на руках не хватит перечислить всех, кто жадно присасывался к барышу. Полупудовой рыбины да красненькой в карман стоил каждый подход к прилавку работника контролирующей торговлю организации. Вот те рыбаки, так рыбаки. Никогда пустую сеть из мутной воды не вытаскивают. Хоть сколько, да есть!

— Ну чего ты? — прервал его раздумья шурьяк. — Время вон уже сколько! Проканителимся!

Сагин тяжело перевалился через алюминиевый борт.

— Поехали.

18

К катеру была привязана плоскодонка шурьяка. На стопке рыбьих мешков лежал туго скатанный мешок с сетью.

— Ну, с богом, — засуетился у рулевой колонки Сашка.

Володька отцепил от бронзового кольца и закинул внутрь катера носовую чалку.

— Заводи, — приказал он.

Одним дыхом, с пол-оборота, с первого сильного дёрга завелся мощный катер. Володька надвинул на лоб кепку и сел за руль. Он перевел реверс на рабочий ход. За бортом важно зажурчала сонная вода. На ветровом стекле заиграли лунные блики.

На место прибыли быстрее, чем рассчитывали. Остановились, огляделись. Рваные обрывы туч загромождали тревожное небо. То возникала на стремнине ровная лунная дорожка, то рассыпалась на дробные, серебристые капли. Выждали минуту, другую. Вокруг было тихо.

— Начнем! — скомандовал Сагин.

Сашка подтянул лодчонку к борту глиссера и перелез в свое неуклюжее корыто. Володька оседлал мешок с сетью и, вытянув концевые шнуры снасти, передал их шурьяку. Сашка привязал стропы сети к корме шаткой посудины. И легкими толчками весел стал отводить лодчонку к берегу. Володька, чуть подрабатывая мотором, удерживал катер на месте. Сеть легко уходила в воду. Через десять минут серая цепочка хорошо заметных на черной воде поплавков протянулась от глиссера к берегу Акдарьи. Самыми малыми оборотами двигателя Володька пошел вниз по течению. Линия поплавков заколебалась и начала выгибаться в дугу.

Сашка там, у берега, вовсю орудовал веслами. Ему важно было не отставать от катера. Две связанные между собой лодки пошли вниз по течению. Вот стометровая, сверкающая паутина капрона, грузил и поплавков полностью выползла из мешка. Володька шустро перехватил концевые стропы и накрутил их на железный крюк. Сеть ушла в воду вся.

Володька тихо присвистнул. Сашка отозвался ответным сигналом. Отсюда, с середины реки, были хорошо слышны его утробные выдохи. Вода у берега чуть шевелилась, и, чтоб угнаться за Сагиным, идущим по стремнине, шурьяку приходилось ворочать веслами в полный мах.

Володька почти приглушил мотор. Он опустил руку за борт и перехватил пальцами уходящий в воду напружиненный шнур. Капрон туго вибрировал и чуть слышно пел в его руке. Время от времени до Володьки доходили передаваемые шнуром далекие, глухие удары.

Тук… тук… тук…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза