Вологодский клад

— Видите ли, господин Клюк, — в этом-то и есть секрет живописца. Для него все едино: и твари, и цветы, и леса, и воды, и птицы, и рыбы, и звери, и люди, — возразил ему Бруин. — А слышите, господин Клюк, как краски звучат?

— Краски звучать не могут. Не морочьте мне голову! — еще более рассердился Клюк.

— Взгляните и прислушайтесь… — сказал Бруин. — Вот холодный голубой цвет, он звучит спокойно и возвышенно. Рядом зеленый — он теплее, звучнее. А огненно-красный цвет — яркий, громкий. Оранжевый говорит о чем-то непривычном, неслыханном. Золотой цвет как будто все объединяет, согласует.

— Я не слеп и не глух, господин Бруин, — заявил Клюк. — И ничего подобного я не вижу и не слышу. И мне в лавку пора.

Сухо попрощавшись, Клюк пошел в сторону.

— Что ты на это скажешь? — спросил Бруин у Ивана.

— Господин Бруин, — ответил Иван, — ты теперь все видишь, слышишь и понимаешь. Тебе теперь нашими сокровищами владеть можно.

7

Генрих Клюк, оказывается, пошел не в лавку, а в дом вологодского палача.

Рыжеволосый палач сидел в это время дома в мрачном настроении и от нечего делать подсчитывал в полуоткрытую дверь, сколько прохожих пройдет мимо его дома. «Одна голова, — считал он прохожих по головам, — вторая голова, третья, четвертая, пятая… Ох, сколько еще голов сидит на своих плечах!»

И тут к нему пожаловал Генрих Клюк. Он уважительно приветствовал палача:

— Мое почтение, господин палач!

— Мое почтение, господин купец!

— Почему грустен, господин палач? Почему тоскуешь?

— Как не тосковать, господин купец… Работы нет. А без работы человеку нельзя — душа болит.

— Правильно говоришь, — поддакнул Клюк. — Не ценят тебя здесь, в Вологде, не понимают.

— Где им, лапотникам, меня понять! Разве в Вологде приличную работу найдешь? Вот выпорол на той неделе воришку-карманщика — и все. Да разве это настоящее дело для мастера? Тьфу! — плюнул от досады палач.

— В столицу тебе надо уезжать, — посоветовал Клюк. — Там ты смог бы показать себя и свои способности развил.

— И уеду, — заявил палач. — Они еще меня в Вологде вспомнят, они еще пожалеют! Не буду хвастать, но прямо скажу — свое дело я знаю. Я ведь не простой палач, а заплечных дел мастер.

— Есть серьезное дело, — сказал Клюк. — Надо бы прирезать одного человечишку. Конечно, за хорошую, за очень хорошую плату, — и начал что-то шептать палачу на ухо. Шептал, шептал, а потом спрашивает: — Что ж… принимаешь заказ?

— Принимаю, — отвечает палач. — Только цена будет двойная.

— Отчего же? — изумляется Клюк.

— Оттого что — иностранец. Как-никак, а все же заграничная голова!

— Для меня-то он не иностранец вовсе, — говорит Клюк. — Но не будем спорить. По рукам! Только выполняй заказ скорее.

Вот ведь еще какие бывают на свете заказы…

8

На следующее утро Иван привел Бруина к Софийскому собору, отсчитал от собора тридцать шагов к реке и, оказавшись на Соборной горке, топнул ногой.

— Здесь копай, господин Бруин, коли хочешь… Но только сначала ты должен подарить своей Анне и воина-змееборца, и покрывало кружевное, и живопись Агея-художника — такое условие. А я свое дело сделал.

Поблагодарил Бруин Ивана и подал ему кошель с монетами.

— Осчастливил ты меня, — обрадовался Иван. — Да я сейчас прямо, не мешкая, в село Устье поеду, как на крыльях полечу, выкуплю из неволи Олену-девицу. А тебя, господин Бруин, век благодарить буду.

Распрощались они по-дружески. Иван побежал в дорогу собираться. А Бруин зашел домой, взял изделия, исполненные вологодскими мастерами, и направился в дом Гутманов.

Но не застал он Анну дома. Служанка ее сказала, что, мол, барышня гулять с господином Клюком ушла… Не понравилось это Бруину, но вида он не подал.

— Передай эти подарки госпоже Анне, — наказал он служанке. — А еще скажи: я завтра у нее буду.

И Бруин вернулся домой. Ночью ему предстояло важное дело: клад искать.

А надо сказать, что с момента приезда Бруина в Вологду прошло уже немало времени. Настал июнь, месяц белых ночей. А белой ночью — это всем известно — темноты почти не бывает, так что искать клад вполне подходяще. Все видно.

И вот уже белая ночь спустилась на город. Бруин завернулся в оранжевый плащ, взял лопату и пошел на Соборную горку. Отыскал здесь заветное место. Что ж… можно начинать. От волнения сердце сжалось. Что-то сейчас будет?

Бруин нажал на лопату. Копнул раз, другой, третий… И вдруг — ух! — провалился в какую-то яму. Упал, но быстро вскочил на ноги и схватился за рукоять шпаги. Только видит — это обыкновенная яма, не глубокая даже. Никакой опасности. И подземного хода не видно.

Но вот что-то есть под ногами. Бруин нагнулся и поднял со дна ямы небольшую старую шкатулку. Она очень легко раскрылась. Бруин думал, что увидит драгоценности, но в шкатулке ничего, кроме записки, не оказалось. А в записке были написаны такие слова:

«Не ищи сокровища в земле, они уже в твоих руках».

И все.

Задрожал от ярости Корнилий де Бруин. «Обманут! Обманут! Обманул меня Иван», — решил он. В гневе выхватил шпагу, повернулся и закричал грозным голосом:

— Клянусь! Я убью тебя!