Кроме Верховного жреца, который как только закрылась дверь за последним волоком, прошел в большой молельный зал, стены которого были раскрашены картинами, восхваляющими величие Хоролла. Подошел к стоящему в центре зала белому алтарю, на котором Волоки преподносили Хороллу свои дары. И встав перед ним на колени, накинул на голову капюшон белого балахона, соединил ладони в форме лодочки, и, наклонившись немного вперед, стал произносить молитву.
– Жрец, ты звал меня, вот я и пришел, – через некоторое время, раздался величественный голос за его спиной.
Жрец мгновенно повернул голову на голос. И увидев там того, кого ждал, он поднялся с колен, поправил образовавшиеся складки балахона, негоже было появляться в помятой одежде перед ним самим, и повернулся к фантому Хороллу. (Хоролл не мог материализоваться в этом измерении, он приходил сюда только как фантом, бесплотный призрак).
– Я знал, что ты придешь, – сказал Жрец, смотря в лицо Хоролла, правда, для этого ему пришлось слегка приподнять голову. Ведь хотя Хоролл и выглядел сейчас также как и обычный волок, но ростом он был раза в полтора выше самого высокого из них. Хотя точно сказать, так ли на самом деле выглядел Хоролл или он просто всегда появлялся перед ним в этом обличие, Жрец не мог. – Знаешь, наступают смутные времена.
– Да? – смотря сверху вниз на Жреца, удивился Хоролл. – Что же произошло такого, о чем я не знаю?
– Ты знаешь, что произошло на последнем совете, посвященном твоему предстоящему празднику? – спросил Жрец, снимая с головы капюшон. Он мог смотреть Хороллу прямо в глаза, пускай даже и призрачные, и не содрогаться при этом перед его величием. Хотя это давалось ему очень тяжело, и он поначалу трепетал перед Хороллом, но это медленно и постепенно, с каждым новым разом все больше и больше проходило, и вот теперь он мог говорить с Хороллом практически на равных (пусть это равенство было только лишь призрачным).
– Нет. Ты, конечно, не знаешь, но я был занят. Я заканчивал свое обучение, готовясь к предстоящей войне.
– Вчера на совете появился Военный советник. Я же знал, что он нас подведет, – с голосом волока познавшего всю глубину окружающего его мира, добил Жрец и топнул ногой.
– Не горячись, не горячись, – приободрил его Хоролл. – Если я точно не знал этого, то что тогда говорить о тебе, – и с жалостью в голосе добавил. – Он был бы хорошим командиром в предстоящей войне.
– Вот именно был бы! – возбужденно перебил Хоролла Жрец. – А теперь что?! – он со всей силой ударил по алтарю ладонью так, что на ней появился небольшой синяк, но, кипя от гнева, он не заметил этого.
– Не знаю пока ты, наконец-то, мне не расскажешь, что же все-таки произошло на этом совете, – Хоролл сгорал от желания узнать, зачем Жрец его все-таки позвал.
– Так вот, вчера он с опозданием явился на совет. Гордой походкой прошел через весь зал, положил на стол перед Королем свою ленту и свой меч, и заявил: я отказываюсь воевать против людей, – Жрец с призрением передразнил голос Военного советника.
– Почему?
– Он якобы побывал на Земле и увидел там то, что в отличие от нас люди не посвящают свою жизнь войне. Он понял, что они намного лучше нас, – продолжил Жрец. – У них есть любовь, – Жрец сделал иллюзию плевка, – Бездонный ашал. Я, конечно же, хотел сразу же казнить его и предотвратить, таким образом, всякое отступничество от тебя. Но мне помешал это сделать этот глупый Король. Он дал ему ровно год. Год на то, чтобы он доказал свои слова и показал ему и всему совету, что люди на самом деле не являются грубыми завоевателями, что они на самом деле намного лучше нас. И самое главное, – добавил Жрец с гневом. – Этот наглец посмел клясться Приолом.
– Вот как, – задумчиво произнес Хоролл и стал своими призрачными ногами расхаживать по залу, в котором кроме алтаря сделанного из самой редко-встречающейся, а, следовательно, и самой дорогой, породы белого камня ничего не было. Он ходил от одной нарисованной на стене картины, до другой. Создавалось впечатление, что он пристально рассматривал их.
Это были величественные картины, которые были нарисованы самыми лучшими художниками Вечности. Каждая картина простиралась от пола до самого потолка, который находился на несколько метров выше самого Хоролла.
На одной из них было изображено его лицо, по крайней мере, как оно выглядело в обличие Волока. На другой было изображено, как он отрубает мечом голову Приола. И хотя это и не было правдой, но уже одна эта мысль приводила его в восторг. Ведь даже по прошествии стольких лет он не смог забыть того унижения, которому подверг его Приол. Как он стоял перед Приолом на коленях с завязанными за спиной руками. Как Приол произносил ему приговор, по которому его изгнали из его собственного пространства, делая из него изгоя.