Волонтер девяносто второго года

Когда стрижка закончилась, мне подали зеркало — все хотели убедиться, доволен ли я происшедшей переменой. Взглянув на себя, я расхохотался: меня не просто остригли, а почти обрили. Эта шалость, сделавшая меня слегка нелепым, казалось, примирила Фелисьена с Корнелией, и, поскольку вошедшая служанка объявила, что постель приготовлена, мой юный собрат, перестав на меня дуться, предложил мне проследовать вместе с ним в его комнату.

Войдя в комнату, я сразу заметил пару фехтовальных масок и две пары рапир. Фелисьен, увидев, что я не без любопытства смотрю на эти украшения, весьма непривычные для жилища подмастерья столяра, с усмешкой спросил:

— Знаете ли вы, для чего служат эти штуки?

— Да.

— И умеете баловаться ими?

— Пока еще плохо, — ответил я, — но, позанимавшись несколько месяцев в зале, смогу фехтовать не хуже других.

— Завтра, если желаете, сможем попробовать, — предложил он.

— Сомневаюсь, что мне это удастся, — возразил я. — Боюсь, что господин Друэ беспокоится и с утра начнет меня искать. Я хотел бы попасть в гостиницу «Почтовая», пока он не ушел.

— Не угодно ли сию минуту? — спросил он.

— Что вы! — возразил я. — Мы же выколем друг другу глаза. Впрочем, время у нас есть; я не уеду из Парижа, не нанеся благодарственного визита метру Дюпле, и тогда буду счастлив послужить вам противником, если это сможет хоть немного вас позабавить.

Мои уклончивые ответы, вероятно, убедили Фелисьена, что я не решаюсь помериться с ним силами. Он начал повествовать о своих фехтовальных подвигах, и рассказ его еще продолжался, когда я, сломленный усталостью, заснул.

По привычке я проснулся на рассвете. Я встал, стараясь не шуметь, оделся, не разбудив Фелисьена, и, выйдя из комнаты, спустился во двор. В доме метра Дюпле все еще спали, однако ворота в аллею были открыты, и я смог выбраться на улицу, не потеряв времени.

На колокольне церкви Успения пробило половина пятого. Я не ориентировался в Париже, куда пришел накануне вечером; завтрашнее торжество привлекло в город так много народу, что улицы уже заполнили прохожие.

Я спрашивал у них дорогу. Большинство из тех, к кому я обращался, знали город не лучше меня, будучи тоже приезжими; наконец, когда я пришел на Вандомскую площадь, мне показали вдалеке бульвары. Теперь оставалось лишь идти прямо. И я отыскал улицу Гранж-Бательер.

Через десять минут я вошел в гостиницу «Почтовая» и, к своей великой радости, узнал, что г-н Друэ еще не ушел. Подбежав к его комнате, я осторожно приоткрыл дверь: он не только проснулся, но уже оделся.

— Ну вот, черт побери, явился! — сказал он, несколько минут глядя на меня и не узнавая из-за моей новой прически. — Где ты шлялся, бродяга? Ты заставил меня сильно волноваться. Кажется, ты, как лис, попал в капкан и оставил там свой хвост.

— Но ведь вы сами, по-моему, не совсем равнодушны к моде, — возразил я.

— Да, но, в отличие от тебя, не отношусь к ней с таким восторгом. Значит, малыш, ты имел неосторожность пройти через Новый мост?

Не зная, чем занимаются на Новом мосту, я не понял шутки г-на Друэ.

Зато я рассказал ему обо всем, что со мной случилось: как я встретил на Марсовом поле столярных дел мастера, ярого патриота, поклонника г-на Робеспьера, как он сводил меня в Якобинский клуб, где я видел не только г-на Робеспьера, но и Мирабо, герцога Шартрского, Шарля де Ламета, г-на де Сийери, Шодерло де Лакло, но и певцов, поэтов, художников: Давида, Шенье, Тальма и даже г-на де Лагарпа, друга Вольтера.

— Тьфу ты! — воскликнул он. — Ты начинаешь недурно, с герцогов, маркизов и графов. Сударь завоевывает известность среди аристократии. Ну что ж, тем хуже для тебя! Сегодня вечером я сведу тебя с простыми людьми.

— Значит, мы проведем вечер вместе?! — радостно вскричал я.

— Да, я поведу тебя в клуб Кордельеров. Там ты не встретишь герцогов, принцев, маркизов, зато увидишь трех граждан, впечатлениями о которых поделишься со мной: гражданина Марата, гражданина Дантона и гражданина Камилла Демулена. А до этого походим по Парижу. Может быть, в столице не будет подобного праздника лет сто.

— Больше всего, господин Друэ, мне хотелось бы увидеть Бастилию.

— Ты хочешь сказать место, где она стояла?

— Да.

— Хорошо. Позавтракаем мы в городе.

— Пойдемте, господин Друэ, скорее!

Господин Друэ превосходно знал Париж, поскольку он здесь учился и потом приезжал сюда десятки раз. Он показал мне здание Оперы, построенное за сорок два дня; особняк Фуллона, пустовавший после гибели хозяина; домик автора «Свадьбы Фигаро», именем которого назвали бульвар; фабрику Ревельона, еще носившую следы пожара; наконец, в центре площади, ровной, словно пол танцевального зала, он показал мне некое подобие храма из листвы, украшенного цветочными гирляндами; это сооружение увенчивало большое трехцветное знамя, на белой полосе которого можно было прочесть начертанные крупными буквами слова:

ЗДЕСЬ БЫЛА БАСТИЛИЯ!

Огромное скопление людей — наверное, тысяч пятьдесят-шестьдесят — усеивало площадь, переливаясь в соседние улицы.