Отступать было некуда — навстречу от ворот спешили еще несколько солдат, держа наперевес уже не карабины, а трехлинейки с примкнутыми штыками. Полковник и Ростислав невольно переглянулись, но Лебедев, поняв немой вопрос Арцеулова, покачал головой. Действительно, сопротивляться было бессмысленно. Степа же недоуменно оглядывался, пытаясь осмыслить неожиданное зрелище. Значит, покуда его братан ездил в Иркутск да собирал господ интеллигентов, тут кое-что переменилось. И хотя зрелище родного флага должно было настроить красного командира на оптимистический лад, он почему-то насторожился и решил быть начеку.
Их остановили у ворот. Солдаты перекинулись несколькими словами с патрульным, а затем направились прямо к ним. Впереди шел невысокий унтер с повязкой дежурного на рукаве.
— Кто такие, граждане? — поинтересовался он, поднося руку к фуражке. Николай Иванович шагнул вперед:
— Полковник Лебедев. Со мною группа специалистов. Что у вас тут случилось?
Он достал из кармана летной куртки какие-то бумаги и протянул унтеру. Тот поглядел на них, потом на полковника, о чем-то пошептался с одним из солдат, а затем опять козырнул:
— Здравия желаю, господин полковник! Извините, сразу не узнал. Пройдемте в штаб…
— Какой штаб? — удивился Лебедев. — Мне нужно к генералу Боярышникову!
— Генерала нет. Пройдемте, граждане…
Пришлось вновь подчиниться, хотя Арцеулова так и тянуло достать «бульдог» и объяснить «гражданам», как нужно обращаться с офицером. Степа же глядел на солдат с явным недоверием — в январе 20-го обращение «граждане» уже начинало выходить из употребления. Во всяком случае, слово звучало не особо по-большевистски.
Они прошли через ворота и направились к двухэтажному зданию, возле которого слонялись без дела десятка два солдат с оружием, принявшихся тут же с любопытством разглядывать гостей. Ни одного офицера — это уже заметили все — тут тоже не оказалось, и происходящее мало напоминало налаженный порядок военной части.
В здании, где также были лишь солдаты и унтера, причем все с оружием, гостей отвели на второй этаж, в комнату, на двери которой красовалась небрежно выполненная на клочке бумаги надпись:
«Революционный штаб авиаотряда Челкель»
За дверью стоял густой сизый дым от горевших самокруток, сразу показавшийся Степе родным и привычным. За большим столом находилось несколько солдат и унтер-офицеров, а в углу верхом на стуле пристроился единственный офицер-прапорщик в погонах, но с красной повязкой на рукаве. При виде вошедших все встали, а некоторые даже попытались отдать честь.
— Кто у вас здесь старший? — спросил Лебедев таким тоном, что Степа даже удивился.
— Фельдфебель Гаврилов, — представился один из сидевших за столом. — Начальник штаба. Это — члены штаба, ваше… то есть гражданин полковник. Здравствуйте, Николай Иванович Вы меня, может, помните?..
— А, Гаврилов… — всмотрелся Лебедев. — Здравствуйте. Вы, кажется, из команды обслуживания? Слушайте, что у вас произошло?
— Пока ничего трагичного, господин полковник, — ответил вместо Гаврилова прапорщик с красной повязкой. — Разрешите представиться — прапорщик Остроумов. Граждане, здесь женщина, уступите место…
Один из унтеров тут же уступил свой стул, другой был предложен полковнику. Берг кивнула и села, с интересом оглядывая присутствующих. Полковник садиться не стал и лишь облокотился на спинку стула.
— Гарнизон особого авиаотряда Челкель, узнав об отречении Колчака, постановил перейти на сторону советской власти, — продолжал прапорщик. — На общем митинге был избран штаб для временного руководства отрядом и полигоном. Гражданин Гаврилов — начальник, я его заместитель…
— А где остальные? — не выдержал Лебедев. — Где офицеры, техники?
— Часть техников перешла на нашу сторону. Что касается офицеров, то мои коллеги проявили совершенно бессмысленный консерватизм…
Арцеулов скрипнул зубами: он хорошо помнил семнадцатый год и то, что делала солдатня с проявившими консерватизм людьми в золотых погонах. Похоже, Лебедев подумал о том же.
— К счастью, обошлось без жертв, — рассеял их опасения Остроумов. — Командующий отрядом генерал Боярышников бежал, а остальные забаррикадировались в бункере на полигоне. Мы ведем переговоры, но пока безуспешно. Мы не хотим крови, господин полковник…
«Либералишки, — прокомментировал про себя Степа. — Эсеровщиной попахивает.»
Впрочем, он и сам был не против такого развития событий. В конце концов, война действительно кончалась, а советская власть, как известно, всегда отличалась пролетарским гуманизмом.
— Позвольте, — растерянно произнес полковник. — Но ведь на завтра… В крайнем случае, на послезавтра назначен запуск «Мономаха»!
— Так точно! — подтвердил фельдфебель Гаврилов. — Только, гражданин полковник, тут такая петрушка… Вы не подумайте, мы ведь все добровольцы, так что понимаем… «Мономаха» мы чуть не год готовили. Только такое дело получается…