— Знаешь, Степа, для меня это тоже загадка. Тебе виднее. Зачем большевикам наши скромные персоны.
— Ладно, — принялся рассуждать вслух Степа. — Ну, допустим, чердынь-калуга, золото это для таких, как я, выдумали… Для дурачков. А остальное — это понятно. Эта… как ее… ракета — это же первое дело для войны!
— Молодой человек зрит в корень, — кивнул Семирадский. — Этого мы опасались с самого начала. Говорил я господину Менделееву, говорил!..
— Но ведь вся документация и так у большевиков, Степан, — возразила Берг. — Она хранилась в Петербурге, в Академии Наук. Да и кое-кто из нашей группы сейчас работает у вас. Мы-то зачем?
— Выходит, и вы нужны, — пожал плечами Косухин. — Да и ракету оприходовать надо.
— Ракета может только одно — взлететь, — заметил старший брат. — Мы и собираемся ее запустить для того, чтобы испытать новый корабль. Специально для этого полета господа Семирадский и Богораз подготовили уникальную аппаратуру. Мы должны были лететь втроем, — Георгий, светлая ему память, ваш покорный слуга и… Впрочем, это покуда неясно и мне… Но в любом случае, зачем большевикам мешать запуску?
— Не знаю! — заметил Степа. — Значит, для порядку, базу вашу под контроль взять. Для нужд пролетариата…
— А вот это невозможно, Степан. База эфирных полетов находится не в России. Большевикам покуда до нее не добраться. Она в Китае…
Степан стал думать дальше. Пока все складывалось логично, включая даже то, о чем брат смолчал — об аэродроме на Сайхене. Вот, значит, куда они собирались лететь! Но почему товарищ Венцлав не сказал ему правды? Косухину было обидно — выходит его, посланца Сиббюро ЦК, попросту дурили? И зачем, в самом деле, охотились на его брата, если это дело — чисто научное? Нет, что-то тут не так…
— Не сходится, братан, — заявил он наконец. — Что-то ты мне не до конца рассказываешь…
Он заметил, что при этих словах бородатый профессор и худосочный молодой человек переглянулись.
— Остальное ты увидишь сам, Степа, — ответил полковник. — Ты поедешь с нами…
— Господин полковник! — Арцеулов вскочил, возмущенно глядя то на Лебедева, то на Степу. — Вы что, намереваетесь взять с собой…
— Намереваюсь, — перебил его Лебедев. — А у вас есть другие предложения?
— Да он вас ночью зарежет!
«Вот тебя точно порешу», — хотел было отреагировать на это Степа, но смолчал — переругиваться с недобитой контрой было ниже его достоинства.
— Степан, вы нас зарежете? — улыбнулась Берг.
Степа смолчал и насупился. Резать, конечно, он никого не собирался. Косухин вдруг понял, что теперь у него будет возможность действительно все увидеть своими глазами. Особенно, если брат прав, и этот загадочный «Мономах» находится не в России. Выходит, в этом случае он не просто выполнит приказ, но и узнает то, что столько лет было величайшей тайной Империи! Узнает и сможет рассказать товарищам по пролетарской партии!
— Господин полковник! — похоже, Арцеулов подумал о том же. — Прошу меня простить, но вы рассекречиваете проект! Красные будут все знать! Если вы не собираетесь подвергать своего брата пожизненному заключению…
— Не собираюсь, — улыбнулся полковник. — Я беру Степана с собой, во-первых, чтобы он не замерз здесь один. А во-вторых, чтобы его сумасшедшие комиссары не помешали запуску. Собственно, проекта больше нет. Мы запускаем второго «Мономаха», и на этом наша миссия, к сожалению, заканчивается. Если у большевиков будет желание, они вполне могут продолжать работу.
— Это было бы забавно, — заметил Семирадский. — Папуасы запускают эфирный корабль. Боюсь, его распилят на зажигалки…
— Или начинят тротилом, — кивнул Лебедев.
— Это кто еще здесь папуас! — не выдержал Степа. Так его еще не обзывали. — Если это так важно, чердынь-калуга, то обратились бы в совнарком! Власть рабочих и крестьян, между прочим, на науку денег не жалеет!
В ответ послышался достаточно обидный смех. Смеялись все, даже невозмутимый Семен Богораз, который внешне не прислушивался к разговору, греясь у разгорающейся печки.
— Едва ли, Степан, — отсмеявшись, заметила Берг. — Не знаю, может, лет через сорок ваши комиссары поумнеют…
Степа смолчал, решив, что поскольку попал в плен, пусть и в плен к собственному брату, он, красный командир Косухин, не должен терять достоинства. Пусть смеются, белая кость! Он свое дело сделает…
Между тем появился чай, и обстановка несколько разрядилась. Даже Степа оттаял и начал с интересом прислушиваться к очередным эскападам профессора, вспоминавшего о своем путешествии к дикарям Малаккского берега. Ему внимали с интересом все, кроме Семена Богораза, который равнодушно прихлебывал чай, думая о чем-то своем.