«Волос ангела»

Решив ничему не удивляться, Федор прошел на веранду. Там за столом, заваленным кучей книг, сидел пожилой человек с аккуратной «чеховской» бородкой, одетый в полотняный костюм и вышитую украинскую сорочку. Перед ним стояли песочные часы и черная деревянная докторская трубка.

– Здравствуйте, – сняв шляпу, вежливо поклонился Греков.

– День добрый, присаживайтесь…

– Мне рекомендовали сменить климат, легкие что-то пошаливают, – произнося слова пароля, Федор смотрел доктору прямо в глаза. – Знакомые в Екатеринославе посоветовали обратиться именно к вам как к специалисту.

– Раздевайтесь, я вас посмотрю, – доктор взял картонную карточку и обмакнул перо в чернильницу. – Ваша фамилия?

– Глазов Евгений Владимирович, сорок лет. – Федор быстро разделся до пояса.

Пальцы у доктора оказались не по-стариковски крепкими, прохладными, удивительно чуткими. Простукав и ощупав пациента, он долго слушал через трубку, как Греков дышит, потом чертил на его груди квадраты, засекая по часам, за какое время исчезают на коже оставленные его трубкой розовые полосы.

– Легкие ничего, – вернувшись за стол, буднично сообщил врач, – а вот нервишки действительно стоит подлечить. – Это были слова отзыва на пароль. – Для начала я пропишу вам бром на ночь, морские купания, прогулки. Где остановились?

– Пока нигде, я только что с поезда, – надевая пиджак, сказал Федор.

– Рекомендую снять мансарду на Почтовой, в доме два. Там сдают с пансионом, хозяева милейшие люди. А в скором времени я вас сам навещу. Запомнили адресок?

– Да, спасибо. Что я вам должен?

– Обычно я беру за визит три рубля. Нет-нет, – предупредил доктор желание Грекова достать бумажник, – потом рассчитаемся, не к спеху. Вы же не на день-два приехали, так? Идите, устраивайтесь. И сегодня же купите себе панаму или соломенную шляпу: днем у нас сильно печет… Да, чуть было не забыл, хозяевам обязательно скажите, что вы от доктора Борилло.

В доме на Почтовой Федора ласково встретил подслеповатый чистенький старичок, проводил наверх, показал мансарду.

– Недорого, поверьте, совсем недорого… – бубнил старичок, часто моргая выцветшими глазками. – А уж мы с супругой вас и накормим, и бельишко постельное поменяем, и гостями не интересуемся.

– Хорошо, я согласен. – Греков заплатил ему за неделю вперед, попросил, если можно, приготовить на обед овощей и рыбы, разложил свои вещи, потом снова отправился в город.

Пока все вроде бы нормально: пришел по адресу, сказал пароль, услышал ответ. И товарищам успел дать знать о своем приезде. В кармане его пиджака лежат паспорт на имя Глазова, маленький плоский браунинг, с которым не расставался Базырев – Бакли, а деньги, привезенные с собой, Федор надежно спрятал, отодрав доски обшивки потолка мансарды и засунув в образовавшуюся дыру сверток. Доски он потом аккуратно поставил на место.

Ну, где здесь табачная лавка? Надо зайти купить папирос и сообщить, что обстоятельства несколько изменились: доктор Борилло не оставил его у себя, как ожидали товарищи, отправляя Федора из Екатеринослава в этот городок.

В лавке – прохладном сводчатом полуподвале, казалось, насквозь пропахшем сухим табачным листом, – Греков спросил у стоявшей за прилавком пожилой дамы в строгом темном платье папирос «Дружок» или "Дели".

– Вы приезжий? – полуутвердительно спросила дама. – У нас таких не бывает. Могу предложить "Сальве".

– Не очень крепкие? – улыбнулся Федор.

Сзади звякнул колокольчик на входной двери, в лавку вошел молодой парень в потертой матросской куртке, встал у прилавка рядом с Грековым.

– Айвор Янович прислал привет, – тихо сказал он. – Можете не опасаться, говорите свободно, продавщица наш человек.

– Поселили на Почтовой, два. Дайте связь, – ответил Федор, беря папиросы. – За мной никого?

– Нет. Дом возьмем под наблюдение, о связи подумаем, пароль остается прежний. Постарайтесь, чтобы они вас не изолировали. Чаще приходите за папиросами. Идите, я задержусь…

Выйдя на улицу, Греков огляделся: никого, даже нет прохожих, словно городок вымер в часы зноя. Похоже, что доктор Борилло предоставил ему полную свободу действий. Или это ловкий ход, усыпляющий бдительность приезжего, рассчитанный на притупление чувства опасности? А может быть, наоборот – хотят взвинтить нервы до предела, заставить выдать себя каким-либо неосторожным шагом, жестом, словом?

Вернувшись на Почтовую с обновкой – большой соломенной шляпой, Греков попросил согреть ему воды, помылся с дороги, отобедал, похвалив кулинарное искусство хозяйки дома – дородной седой старухи с крючковатым носом, назвавшейся Гликерией Николаевной, и поднялся к себе.

Потекли дни, похожие один на другой, как близнецы-братья: Федор вставал, пил чай, отправлялся на пляж, купался, загорал, заходил в табачную лавку за пачкой папирос, потом выпивал в подвальчике стаканчик молодого, чуть кисловатого легкого вина, обедал, спал, вечером гулял в небольшом городском саду.