Читаем Волошинские чтения полностью

Интерес к реальным и многообразным формам человеческого бытия, путешествия по разным странам, внимание к жизни народов, к истории древних и новых культур — все эго прочными нитями связало внутренний мир и поэзию Волошина с реальной исторической действительностью в ее ощутимых и конкретных явлениях.

Начало XX века — это пора странствий и напряженного учения, становление Волошина-мыслителя, художника и поэта. «В эти годы — я только впитывающая губка. Я — весь глаза, весь уши. Странствую по странам, музеям, библиотекам: Рим, Испания, Балеары, Корсика, Сардиния, Андорра, Лувр, Прадо, Ватикан, Уфицци… Национальная библиотека. Кроме техники слова, овладеваю техникой кисти и карандаша», — писал он в автобиографии 1925 года.

Богатые жизненные впечатления с удивительной точностью воссоздавались не только в его карандашных набросках и акварельных рисунках, но и в стихах. Его письма и путевые альбомы полны поэтическими импровизациями, описаниями мест, портретными характеристиками, шуточными миниатюрами. В путешествиях, на коротких привалах и случайных ночлегах зарождались стихи, составившие цикл «Годы странствий»[5].

Значительное место в лирике молодого Волошина занимает тема Парижа. Единый и вечно меняющийся образ города привлекает внимание поэта в разное время года, в различные часы суток. Парижские стихотворения поражают своей пластичностью, зримостью, осязаемостью, унаследованными от русских и французских писателей XIX века, поэтов-парнасцев и совершенно нехарактерны для символистов.

Париж, с громоздкими сооружениями Всемирной выставки, вбирает в себя и мраморные статуи пригородных парков, и химеры собора Парижской богоматери, и сизую мглу Булонского леса. И на долгие годы Волошин формулирует для себя: «Учиться в Париже, работать в Коктебеле».

Как утверждал А. Белый, дом Волошина в Коктебеле был «одним из культурнейших центров не только России, но и Европы»[6]. Дом был задуман как тихое убежище для работы и как гостеприимная колония «для бродяг» — поэтов, художников, артистов, музыкантов, друзей, устремляющихся в летние месяцы на юг, к черноморскому солнцу.

Дом поэта построен как центр коктебельского пейзажа. Волошин всегда искал и отмечал соответствие архитектурных форм окружающему ландшафту. Многогранность и многоплановость окрестных гор, их резкие контуры перекликаются с многоплановостью и пересеченностью крыш, этажей, балконов, лестниц, гармонично сливаясь в одно целое — Дом поэта и художника, мыслителя и неутомимого работника.

Через Дом поэта за несколько десятилетий прошло много выдающихся людей, деятелей культуры. У Дома есть своя история, и думается, что найдется труженик, который расскажет о тех, кто пользовался гостеприимством хозяина, жил и творил под его надежным кровом.

С 1906 по 1914 год Волошин большую часть времени проводит в Петербурге и в Москве. Все летние месяцы он в Коктебеле, много странствует по горным тропам Восточного Крыма. В этих странствиях зародились стихи, вошедшие в цикл «Киммерийские сумерки» (1907—1909) и «Киммерийская весна» (1910—1914).

Волошин — непревзойденный певец Восточного Крыма, Киммерии, как он любил называть эту часть полуострова, лежащую между Керчью и Судаком. Край, представляющий исключительный интерес для геолога, археолога, историка, занимает Волошина — поэта и живописца. В его стихах и акварелях почти с документальной точностью отражены суровые солончаковые степи, выжженные южным солнцем предгорья, титанические нагромождения скал и отвесные обрывы Карадага, правильные полукружия бухт и бухточек. Но Волошину чуждо натуралистическое воспроизведение виденного: каждый пейзаж в слове и в цвете раскрыт через внутреннее состояние, освещен его пониманием окружающего мира. Волошин не только отражает виденное, но и выражает многообразие своего видения, далекого прошлого и настоящего Киммерии. Реалистически четко воспринимая ландшафт, радуясь краскам, звукам, Волошин славит неиссякаемость жизни. Волошинские акварели глубоко поэтичны. Его пейзажи, как и киммерийские стихи, исполнены трагической патетики, — в своем глубоком оптимизме, в своем утверждении торжества добра и сыновней преданности родной земле.

Если в ранних стихах Волошин не мог обойтись без расточительного изобилия эпитетов, драгоценных каменьев, шуршащих шелков и пышной парчи, то со временем его поэзия становится строже и точнее, эпитеты и метафоры не заслоняют конкретных предметов и явлений.

За две недели до начала первой мировой войны Волошин выехал из Коктебеля, через Одессу, Будапешт, Вену в Швейцарию, в Дорнах, где представители воюющих стран, объединившиеся вокруг Рудольфа Штейнера, начали постройку Иоаннова здания, или Гетеанума, храма, символизирующего объединение религий и наций. В этой работе, кроме Волошина, из русских писателей принимали участие Андрей Белый и Ольга Форш.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное