Растерявшийся чиновник закивал головой, как китайский болванчик, и повел их в большую обеденную залу на первом этаже. Когда они переступили порог, стенные часы пробили полдень.
Присутствующие дипломаты постарались скрыть свои эмоции, — в конце концов, это был момент профессиональной гордости, — но неудачно. Граф Андраши, удивившись вторжению посторонних, изобразил губами чмокающий звук. Игнатьев, которого прервали на полуслове, вращал глазами от возмущения. Лишь светлейший князь, — высокий седовласый старик, сидевший во главе стола, — смотрел на сыщика с живейшим интересом, ожидая продолжения.
Платон Ершов, адъютант по особым поручениям, стоял у дальней стены, вытянувшись во фрунт. В ожидании этих самых поручений, если они вдруг последуют. Юноша имел вид отрешенный, как и кадушка с засыхающей пальмой, находившаяся в том же углу. К тому же он не понимал ни слова из застольной беседы, поскольку для пущей секретности решено было не приглашать переводчика и все говорили по-немецки. Но одновременно с двенадцатым ударом часов, произошла решительная перемена: кавалергард четким шагом направился к столу, доставая из рукава тонкий кинжал. Глаза прикованы к австрийскому посланнику, губы кривятся от ненависти — какие уж тут сомнения…
Мармеладов хлопнул в ладоши. Никакого эффекта. Он повторил хлопок — без результата. А Ершов меж тем, преодолел уже половину расстояния. Тогда сыщик свистнул, резко и хлестко, с бандитским вывертом — на звук сразу затопали охранники за дверью, побежали, предчувствуя недоброе. Игнатьев, багровеющий от негодования, зарычал:
— Эт-то что за балаган?
Он переводил взгляд с Ершова на Мармеладова, непонятно, чье поведение возмутило посланника больше.
Платон встряхнул головой, но вырваться из навязанного морока не сумел. Сверкая глазами, он прокричал: «Мехмет-бей» и замахнулся на австрияка. Но тут слева от него как из-под земли вырос Митя и от души приложил адъютанта кулаком в ухо. Тот рухнул навзничь, переворачивая кресла.
— Прости, братец, колокольчика я не нашел.
И пусть теперь, кроме правой ноги у него болела и правая рука, но на лице блуждала довольная улыбка.
— Как все это понимать? — спросил князь Горчаков, оставаясь столь же спокойным, невозмутимым и самую малость насмешливым, как на портрете художника Богацкого.
— Erlauben Sie mir, Ihnen alles zu erklären, sehr geehrte Herren![4]
Мармеладов пересказал историю поимки турецкого шпиона на языке, понятном всем трем дипломатам. Митя заскучал уже к концу второго предложения, потому помог прибежавшим охранникам вывести из залы стонущего кавалергарда и определить в подвальную камеру, до дальнейшего разбирательства. Сам же вышел в министерский двор и заковылял к скамейке у цветочной клумбы.
Когда Мармеладов вышел из особняка, почтмейстер смотрел на проплывающие облака. Сыщик присел рядом с приятелем, забросив ногу на ногу.
— После того, как были принесены извинения и пересказана наша коллизия, граф не имеет претензий к принимающей стороне, — сыщик говорил, передразнивая манеру общения дипломатов. — Напротив, г-н Андраши имеет огромные претензии к Османской империи, и обещал поделиться возмущением со своим другом Ференц-Йошкой. Так он называет императора на мадьярский манер. Знаешь почему?
Почтмейстер не ответил, но сделал неопределенный жест рукой.
— Граф происходит из старинного венгерского рода, — разъяснил Мармеладов. — А стало быть, никакого касательства к австрийским пирожным и корице не имеет. Так что с формальной точки зрения, Мехмет-бею надо было загадывать его, — ну не знаю, — паприкой, что ли…
Митя вздохнул.
— Значит, будет война? — бесцветным тоном спросил он.
— Да. Примерно через год, — так же тускло ответил сыщик. — Когда утрясут все формальности.
— И ради чего мы старались? Рисковали жизнями? Чтобы тысячи людей получили возможность стрелять и резать друг друга?
— Посмотри на это с другой стороны… Появился шанс спасти тысячи христианских душ и прогнать османцев с Балкан. Объединить все славянские народы в большую братскую семью, как мечтает г-н Игнатьев.
Митя снова вздохнул, но уже не так тяжко.
— А сообщник турка? Белый медведь из Петербурга. Поймают его, как думаешь?
— Мне это уже не интересно.
Мармеладов нагнулся к клумбе и сорвал цветок. Потом еще один. Повертел в руках, переплетая стебельки.
— Ершова, конечно же, простят? — предположил Митя.
— Скорее всего. Отправят служить при посольстве в Дании или Швеции, чтобы немного охладил свой пыл. Он ведь жертва шпионских козней. Турок внушил ему, что граф Андраши — враг. Платон смотрел на мадьяра, а видел Мехмет-бея. Его и хотел убить, ради безопасности Российской империи. Поэтому, не исключено, что юношу даже наградят. Когда-нибудь после.
— А г-н Арапов?
— Тоже легко отделался. Сегодня утром написал ходатайство об отставке по состоянию здоровья. Поедет с семьей в Италию, у него там вилла… Черт побери! Ничего не получается. Митя, а ты еще помнишь, как плести венки? Мне в детстве сестрица показывала, да совсем вылетело из головы.
Мармеладов вновь нагнулся над клумбой и стал обрывать все цветы без разбору.