Волослав

– Екатерина! – с некой едва уловимой нежностью обратился Волослав. – Как бы я это не отрицал, сама судьба свела меня с этим мальчуганом, как когда-то она свела Даала с умирающим младенцем. От судьбы не уйдёшь.

– Я не спрашивала о судьбе.

– Да, Кир, толковый парнишка. Он трижды меня удивил. Я и сам не заметил, как привязался к нему.

– Вчерашняя проблема на свободе? – спросила Екатерина, взглядом указывая остатки руны, где вчера стояла Анна.

– Я убеждён, что Кир способен за себя постоять. В любом случае, я рядом.

– Хорошо, я понимаю, что глупо запрещать вам общаться. Хватит с меня вранья от родного сына.

В ответ Волослав одобрительно кивнул. Женщина ещё хотела что-то добавить, но промолчала. Волослав понял это увидев, что Екатерина набрала в грудь воздуха, а потом недовольно выдохнула. Не пользуясь дверью, из кухни просочился Платон.

– О, Господи! – испугалась женщина.

– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? – спросил Платон и оголил в широкой улыбке все тридцать два человеческих зуба. Зубы мудрости не счёт. увидев крепкие белые зубы домового, женщина оценила трепетный уход домового за полостью рта.

– Хорошо. Вчера всё было очень вкусно. – вежливо ответила женщина, присела и сама от себя такого не ожидая провела ладонью по его мягкой здоровой шевелюре.

В момент, когда рука коснулась шерсти женщина ожидала, что домовой отгрызёт её своими крепкими зубами. Однако домовой внезапно расслабился и его даже пошатнуло.

Спустя год после описанных событий...

Был солнечный октябрьский день. Сильный ветер бился в окно второго этажа поместья. Жёлтые и красные листья атаковали стекла окон в детской. Поместье пустовало уже не первый день. Просторный красиво оформленный коридор был увешан картинами. Конечно же это были портреты уважаемых, по мнению хозяина поместья людей. Огромные окна пускали и позволяли наполнить поместье светом. Единственное место, где были звуки – это кухня. Взлохмаченный домовой ещё никогда так не нервничал. Он стоял на столешнице рядом с плитой и наблюдал за тем, как греется молоко. Для домового это было настоящее испытание. Испытание заключалось в том, что молоко нельзя было перегреть. Если домовой проворонит температуру хотя бы на градус это будет катастрофа. Домовой никогда не потел, однако, когда Платон снял с плиты молоко схватился за свой густой чуб. Аккуратно промокнул себя стерильным полотенцем. В том, что полотенце стерильное домовой нисколько не сомневался. Он лично проверил с помощью микроскопа есть ли там микробы.

Платон разлил молоко по двум бутылочкам, которые он до этого час стерилизовал паром. Надев на бутылочки соски, домовой взял в руки и ещё раз убедился, что температура приемлемая. Схватив в руку по бутылке, Платон побежал на верх. По его мнению, он должен был успеть. Прибежав в детскую, Платон запрыгнул на ранее приготовленный пуфик. Он склонился сначала над одной кроваткой, потом над другой. Домовой обнаружил, что оба младенца не спят, а внимательно рассматривают его голубыми и зелёными глазками. Снова узнав эти глазки, домовой чуть не прослезился. Увидев в руках у няньки бутылочки детки потянули свои маленькие ручки. Платон послушно раздал бутылочки. Детки, кряхтя вцепились беззубыми дёснами в соску. Платон наблюдал как младенцы, мальчик и девочка сосали молоко. Домовой выглянул в окно и увидел, что аллею, выложенную плиткой, которую совсем закрыло слоем листьев. Платона настигла тоска.

– Один Платон у вас остался, детки. Один Платон. – сказал домовой дрожащим голосом и пустил слезу.

Во всём пустом доме было слышно, как всхлипывает домовой. Казалось, что сами стены слезоточат.

– Ну ничего, Платоша вас не оставит, Платоша из вас людей сделает. Из Волославки человека сделал и из вас сделаю. – пообещал домовой, роняя слезу.