Волосы Береники

Дорогой сынок Всеволод маму уже не слышал. И жену не слышал, которая настойчиво предлагала ему попробовать блинчики. Вкуснейшие, между прочим. С ветчиной и сыром.

– Да не голову, а плечо надо было подставить! Сынок! А-а-а… Ну что же ты… – досадливо потянул руку к окну Сева, чуть не опрокинув на себя чашку с кофе.

– Боже мой, сколько эмоций. Ты же серьезный человек, Всеволод. Ника, скажи ему, – строго потребовала Маргарита Федоровна, повернувшись к невестке.

Ника улыбнулась, пожала плечами. Она-то знала, как развлекается свекровь, изображая из себя «строгую мамку». И давно научилась подхватывать эту шутовскую тональность, что называется, на лету.

– Сева, не надо нервничать с утра. Сегодня трудный рабочий день. Тебя ждут великие дела, Сева! – проговорила она весело.

Муж повернул голову, глянул так, что Ника тут же залилась тихим смехом, откинув назад голову. Маргарита Федоровна тоже рассмеялась, но более сдержанно, успев подмигнуть Нике.

– Пойду-ка я к сыну, скучно мне с вами… – тихо проговорил Сева, еще раз пробежав глазами по лицам жены и матери.

Они улыбнулись ему в ответ. Одинаково улыбнулись. Потому что услышали за этим «скучно» то, что должны были услышать: «Как же я вас люблю, мои женщины…»

– Иди, иди, – сердито махнула рукой Маргарита Федоровна. – С утра мяч по полю не погоняешь, весь день как оплеванный ходишь, я ж понимаю.

– Сев, а блинчик? – потянула ему вслед тарелку Ника. – Даже не попробовал.

Вскоре они уже вместе наблюдали, как резвятся на газоне отец с сыном. Сева стоял в воротах, Матвей с удовольствием забивал один мяч за другим, не жалея отцовского самолюбия.

Маргарита Федоровна вдруг произнесла, уже без тени иронии:

– И впрямь, Ника… Зря ты это допускаешь. Матвей слишком этой ерундой увлекся. Зря. И Сева ему зря потакает.

– Но что делать, если ему хочется?.. – пожала плечами Ника.

– Кому? Севе?

– Нет. Матвею. Вы же про Матвея говорите?

– Ну да… Про Матвея, конечно. Про Севины хотения что говорить, с ними все понятно. А вот на Матвея можно еще повлиять.

– Да как я на него повлияю, Маргарита Федоровна? Я ж говорю – что делать, если ему хочется?

– Ну хочется… Мало ли что хочется, он же ребенок. А ты мать, ты должна смотреть дальше. Мать определяет будущее сына.

– А отец что, не определяет?

– Ну отец… Не знаю я про отца. Я ведь одна Севу растила, совсем одна, даже без бабушек и дедушек, мне не на кого было ответственность за его будущее переложить. Конечно, когда без отца, это плохо, спорить не буду… Вон сколько у Севки осталось нереализованных детских фантазий, тоже ведь футболом бредил…

– Это не фантазии, Маргарита Федоровна. Это мужской мир. Нам не понять.

– Да где уж нам, глупым бабам! Да только я в свое время проявила материнский волюнтаризм и решила, что головой мужику работать как-то сподручнее, чем ногами. Что ноги? Ноги, ноги… Поскользнулся, упал, очнулся – гипс… И с приветом, карьера твоя закончена. А голова, знаешь… Это как-то надежнее… И ведь получился толк из Севки-то, а? Вон какой мужичище. А умище какой – складывать некуда. И все, что полагается в жизни, сделал: и дом построил, и дерево посадил, и сына родил…

Маргарита Федоровна замолчала, будто захлебнулась, робко взглянула на невестку. Короткая молния-неловкость вспыхнула разрядом на долю секунды и тут же погасла. Ника тоже молчала, покусывая губу. Глядела в окно на мужа и сына, прищурившись.

И откуда она взялась, эта молния-неловкость? Такое меж ними было небушко голубое, насмешливо-ласковое, и никакого предчувствия грозы. Да будь она неладна, эта неловкость! Что теперь делать-то с ней?

– Все хорошо, Ника. Все отлично, слышишь? Прекрати… – тихо, но твердо проговорила Маргарита Федоровна. – Мы все правильно с тобой решили. Ты посмотри на них, посмотри. Абсолютно счастливые люди, отец и сын. Все правильно, слышишь?

– Да, Маргарита Федоровна, я слышу.

– Ну вот и хорошо! Чего ты вдруг скуксилась?

– Не знаю, Маргарита Федоровна. Вдруг отчего-то сердце сжалось, как от дурного предчувствия.

– Прекрати. Никаких предчувствий знать не хочу! И все, и не будем больше об этом! Ни слова больше, поняла?

– Да, поняла.

– Вот и отлично. Ладно, я к себе поднимусь, мне еще пару звонков сделать нужно…

Маргарита Федоровна ушла, оставив Нику одну. Может, зря она это сделала. Может, если бы не ушла, удалось бы захлопнуть лазейку в тот памятный для обеих разговор… Такой давний, что теперь казалось, будто его и не было. И вообще ничего не было.

Много ли прошлому надо, чтобы разбередить память? Всего несколько минут, пока за окном резвятся муж и сын…

* * *