- Так или иначе, гуляю я по аллее, никого не трогаю, а тут один старичок меня окликнул. Он меня о чем-то спросил, потом слово за слово и завязался разговор. Хотя, по большей части говорил он один. Рассказал, как там очутился, - Артем остановился, уставился куда-то вдаль, поджал губы. - Сказал мне, что в молодости верил в лучшее. Не был таким вредным и скептически настроенным. Работал в поте лица, на всем экономил, откладывал деньги, когда только предоставлялась такая возможность. Мечтал переехать в город. Десять лет проработал, двадцать проработал, а ничего не менялось. Деньги, которые откладывал, копились чрезвычайно медленно. Решил все вложить в какой-то участок земли, заняться земледелием, да прогорел. Вернулся на родной завод, устроился на копеечную зарплату и работал до тех пор, пока сил хватало. А как они его покинули, ушел. Сказал, живет на копейки, чуть не попрошайничает. Не знает, как быть, когда кончатся все деньги. А в конце сказал фразу, которая почему-то отложилась у меня в памяти, да настолько отчетливо, что могу слово в слово повторить. Сначала спросил меня, знаю ли я, почему его жизнь так сложилась, не думаю ли, что он остался у разбитого корыта, из-за того, что был лентяем и лоботрясом? Я ответил, что нет. Тогда он и говорит:
"А у разбитого корыта я потому, что труд не ценится на рынке, предложение всегда превышает спрос".
А потом добавил, чтобы я не уверовал в свою исключительность, если вдруг моя жизнь сложится счастливо и мне удатся разбогатеть. Это не значит, что я талантлив, умен или трудолюбив. Это означает лишь одно - мне просто повезло. Уж не знаю, почему меня так тронули его слова. Помню, как чувствовал себя, возвращаясь домой. Словно бы меня прижали к земле прессом, весившим тонну. Какая-то обреченность охватила меня. Сама мысль о том, что судьба человека не определяется его усилиями, слепой жребий решает как и кому жить, рушила весь фундамент, на котором зиждилось мое мировоззрение. Тогда подумалось, если всё равно в итоге останусь ни с чем, так зачем вообще что-то делать? Жуткое ощущение. Ни до того, ни после того не мог назвать себя фаталистом. Но идя по узенькой тропинке в беспроглядной тьме, я поверил в судьбу. Хотя неправда. Не в судьбу, в социальную предопределенность. Убежденность в том, что у тебя всё получиться, если потрудиться, вбивавшаяся в голову с детства, пропала. И я повторял и повторял слова про труд, который совсем не ценится. Вернулся домой за полночь. Родители бросились расспрашивать, что да как, а я в ответ неопределенно мычу. Поужинал, спать лег, да всю ночь проворочался, а под утро провалился. Мать часов в десять меня добудилась. На экзамен опоздал. Сел писать, а сосредоточиться не могу. "Вот, - думаю, - напишу я его на отлично и что дальше? Отец получит низкий процент по образовательному кредиту. Но не будь у моего отца высокооплачиваемой работы, кто бы ему этот кредит дал, хоть бы я эти экзамены на двести из ста баллов написал".
- Рассказывают, что банки выдают кредиты особо успешным ученикам без финансового подкрепления. Выплаты производятся по окончанию обучения самим учеником, - сказала девушка. - Уж не знаю, насколько это правда.
- Да? Может и так, да только я об этом тогда не подумал. Сидел, пялился в свой экзаменационный билет и гадал, какая разница, успею я его заполнить или нет, если все равно обречен. А как до конца осталось полчаса, меня охватил самый что ни наесть настоящий ужас. Стал спорадически
- Мой отец, - решила заговорить девушка после затянувшейся паузы, - любит шутить по поводу рынка. Знаешь же эти теории спроса и предложения о формировании цены. Так отец говорит, что на самом деле спрос и предложение не имеют никакого значения. Цена определяется в большей степени скоростью и направлением ветра и в меньшей настроением покупателя и продавца. Особенно ярко это проявляется, когда есть возможность купить один и тот же товар по разной цене, но покупатель неизвестно по какой причине предпочитает дешевому дорогой товар, хотя по качеству, как правило, они друг другу не уступают.
- Так оно и есть, - согласился Артем.