Ника спокойно подносит ложку к губам, помедлив, лениво прихлебывает, глаза ее устремлены на меня, но девочка меня не видит: она и за столом о чем-то думает. А спроси — улыбнется, покраснеет и промолчит. Я как-то поинтересовался у Анатолия Павловича, не сочиняет ли она стихи. Он этого не знал: Ника скрытная девочка, не то что Вика, которая все свои тайны охотно поверяет отцу.
Несмотря на разность характеров, близнецы дружны и стоят друг за друга горой. Чаще приходится защищать сестру Вике. Им по десять лет, в этом году перешли в пятый класс, сидят за разными партами, на этом настояла Ника. Она возражает и против того, чтобы их одинаково одевали, но отец — он души не чаял в своих дочерях — из зарубежных поездок привозил им одинаковые вещи. Если у Вики волосы спускались на плечи, то Ника заплетала косу, хоть этим, да она отвоевала свою самостоятельность. Тихоня тихоней, а если надо, то на своем настоит.
Дача находилась как раз посередине между Комарово и Зеленогорском. Небольшой зеленый дом был разделен на две половины с отдельными входами. Соседи Остряковых нынче отсутствовали. Дача была государственная, и жильцы в ней почти каждый год менялись, лишь Остряковы прижились, вот уже третий год тут. Мне тоже это место нравилось. Приморское шоссе спряталось за соснами, да и других дач близко не видно, желтый песчаный пляж и совсем рядом залив, но, чтобы окунуться с головой, нужно пройти метров пятьдесят по мелководью с разбросанными повсюду валунами. В пасмурные дни прозрачная вода в заливе темнела, ветер раскачивал растопыренные ветви крепко вросших в песок приземистых сосен, низкие серые облака пролетали над самыми вершинами, горизонт заволакивало туманной дымкой, мокрые валуны, казалось, начинали дымиться. В такую пору тоскливые крики чаек навевали тихую осеннюю грусть, которая отнюдь не была неприятной. Зато в теплый солнечный день, как сегодня, залив как бы раздвигался вширь. Вода светлела, видны были на дне водоросли, трава, возле валунов, в тени, собирались в стаи мальки, тихие маленькие волны неслышно накатывались на пляж, и тогда чистые, будто просеянные песчинки издавали мелодичный звон. Если пристально всматриваться в сине-зеленую даль, то иногда можно разглядеть смутные очертания острова. Это Кронштадт. У самого горизонта изредка показывались и скоро растворялись в водном просторе большие корабли.
Особенно красивы в тихую погоду облака над заливом. Сверху розово подсвеченные солнцем, а снизу вобравшие в себя прозрачность спокойной воды и небесную голубизну, они подолгу отдыхали над заливом. Лишь причудливо менялись их очертания, природа на глазах моделировала: облако, похожее на слона, превращалось в крокодила с распахнутой пастью, потом в страуса, кита, носорога, оленя…
Я люблю наблюдать за спокойной игрой облаков над заливом. В природе все переменчиво, даже неподвижные камни с веками меняют свой цвет и конфигурацию. На глазах же постоянно демонстрируют свою переменчивость лишь огонь, вода, небо. И, пожалуй, лицо человека. Помимо его воли, оно постоянно отражает кипение страстей внутри него.
Летом я почти каждую субботу приезжал в Комарово на электричке, иногда Анатолий Павлович звонил и говорил, что заедет за мной на машине. Если погода была хорошая, мы ехали рыбачить, я на всякий случай захватывал с собой книгу. Клев меня особенно не волновал, и я даже рад был, когда окуни обходили мою наживку, тогда я мог спокойно почитать, если разговор иссякал.
— Что будем делать после обеда? — обвел застолье веселыми глазами Остряков.
— Я буду на берегу ракушки собирать,— заявила Вика.
— Я пойду к муравейнику,— негромко произнесла Ника.
— А я хотел вам предложить совершить марш-бросок до Черной речки,— сказал Анатолий Павлович.
— Замучил нас этим бегом на длинные дистанции,— пожаловалась Рита.— Каждое утро бегаем.
— А зачем вы бегаете? — поинтересовалась Варя.
— Нравится,— улыбнулся Остряков.
— Вот если бы можно было бегать по воде, я бы побежала с вами,— сказала Варя.
— По воде не пробовал,— ответил Анатолий Павлович.
Ника подняла на Варю синие глаза и сказала:
— На водных лыжах?
— Без лыж,— рассмеялась Варя.— Хочу ходить по воде, яко посуху. Христос ходил ведь?
— Христос — это бог? — спросила Вика.
— Я где-то читала, что Иисус Христос вполне мог быть реальной личностью,— продолжала Варя.— Многое, что когда-то происходило на самом деле, вошло в Библию.
— Папа, у нас есть Библия? — спросила Ника.
— Лучше почитай «Мифы Древней Греции»,— сказал Анатолий Павлович и взглянул на меня: — Побежим?
— Ему все равно, что приехали гости: захотелось — и побежал,— добродушно укоряла мужа Рита.
— А на бегу можно разговаривать? — спросила настырная Варя.
— Во время бега хорошо думается,— сказал Остряков.— Мне рассказал один крупный ученый,— он три раза в неделю бегает от своего дома до Пулково,— что на бегу сделал важное теоретическое открытие…
— Профессор Головлев? — спросила Рита.— Это который чуть было под самосвал не попал?
— Надо будет посоветовать Чеботаренко бегать, а то совсем растолстеет,— заметила Варя.