Волшебная гайка (Рассказы)

Транзистор у нас не получился. Стас взял и без спроса обменял его на девять бильярдных шаров. Мы, конечно, поругались снова. А потом решили делать бильярд. Раздобыли лист фанеры и старое байковое одеяло. Под кий приспособили палку от щетки, которой моя бабушка подметает пол.

Я прицелился для первого удара. Но Стае схватился за кий. Он любит всюду быть первым. А я тоже не из тех, кто в хвосте топает.

— Тогда давай разыграем, кому начинать, — сказал Стас.

— Чего это мы будем разыгрывать? — удивился я. — Щетка-то моя.

— Тоже мне собственник, — хмыкнул он. — У друзей не бывает своего и чужого.

— Может, тогда и бабушка у нас общая? — поинтересовался я.

— Это нечестно, — сказал Стас. — И если уж на то пошло, то шары выменял не ты.

— Спасибо тебе в шляпе! — заорал я. — Нужно было транзистор доделывать, а не менять его без спроса.

В конце концов мы отшвырнулись на целую тысячу километров. Но я даже рад, что мы отшвырнулись. Надоело!

Теперь я играю на бильярде с Юриком. С ним мы не ругаемся. Я хоть сто раз буду бить по шарам, Юрик и слова не скажет. Юрик меня уважает.

Ева закончила про металлолом и перешла к следующему вопросу.

— А где же ваша сознательность, — отчитывала она, — если вы совершенно завалили работу в подшефном детском саду? Разве это по-пионерски?

Я, как по нотам, мог расписать, что будет дальше. Сейчас Ева приведет положительные примеры и сделает выводы. Потом она спросит, какие есть предложения. С предложением, разумеется, вылезет пискля Муся, которую сегодня с четвертого урока вызывали в пионерскую комнату. Затем класс единодушно примет Мусино предло-жение — и можно будет расходиться. — «Ж» четыре, — шепнул Юрик.

— У кого есть предложения? — спросила Ева.

— Разрешите мне, — пискнула Муся. — Я предлагаю всем отрядом собирать для детишек клюкву.

Ух ты! Такую ноту даже я не предвидел. Вражеский снаряд саданул точнехонько в пороховой погреб моего сторожевика.

— Уу-у! — загудел класс.

Я гудел громче других. К полутора тоннам металла, которые я должен был где-то раздобыть, мне на закусочку не хватало только клюквы.

— Если каждый пионер нашей школы соберет по килограмму клюквы, — продолжала пищать Муся, — то детскому садику хватит на целую зиму.

«А если каждый, — подумал я, — соберет по полторы тонны, то детскому садику хватит на тысячу пятьсот лет».

Я ушел из школы злой, как леопард. Юрик плелся сзади. У него даже лицо вытянулось от нетерпения.

— Послушай, — наконец пробормотал он, — а где они лежат, эти полторы тонны, которые только осталось перевезти? Далеко?

Я не зарычал и не треснул его портфелем. Я прошипел:

— Рядышком.

— Где рядышком? Ты мне покажешь?

Хорошо, что у меня колоссальная выдержка. Я скрипнул зубами и спросил:

— Сколько весит артиллерийский снаряд, знаешь? Юрик подумал.

— Килограмм сто, наверное.

— Флот я твой разгромил, — сказал я. — А снарядов у меня до чертиков осталось. Пятнадцать снарядов, и будь здоров.

Я прибавил шаг. Юрик стоял посреди тротуара и хлопал ушами. Некоторые вещи до него доходят туго. Это не то, что до моего бывшего друга Стаса.

Мы весь день бродили по городу. Юрик ныл, что хочет есть. У него вечно на первом плане еда. В школьном буфете он так старательно поедает булку с кефиром, словно проводит научный эксперимент. Смотреть на него противно, когда он поедает булку с кефиром.

— Кончай ныть, — сказал я. — Где же твоя сознательность, если тебе только бы поесть?

Город был буквально забит железом. Раньше я не обращал внимания, что вокруг столько железа. С железных крыш спускались железные водосточные трубы. Железные автомобили мчались по асфальту, и под их колесами постукивали железные крышки люков. Изогнув гусиные шеи, выстроились вдоль улиц железные фонарные столбы. Тенистый сад шумел зеленью тополей за высокой литой решеткой.

Я постучал ногтем по железной лилии на решетке и сказал:

— Миленький заборчик. Не меньше чем тонн на десять потянет.

Юрик молчал. Он хотел есть. На его лице было написано, что если я сейчас же не отпущу его домой, то он упадет рядом с урной для окурков и скончается от голода.

— У меня дома колесо от велосипеда запрятано, — признался он. — Почти новое. Хочешь, я его сейчас притащу?

— Спасибо тебе в шляпе, — поклонился я. — На твоем колесе далеко не укатишь. Мне что-нибудь настоящее нужно.

По стальным рельсам дребезжали железные трамваи.

Железо было кругом. Но все оно было намертво приварено, приклепано и привинчено. Каждая железяка лежала и стояла на своем месте. Каждая железяка была позарез нужна городу.

Но я человек упрямый. Я все же отыскал две чугунные тумбы, в которых город абсолютно не нуждался. Они без всякого толка торчали по краям арки ворот у облезлого старого дома.

— Килограмм по сто штучка, — прикинул я. — А может, и по двести.

Ослабевший от голода Юрик сел на одну тумбу, я — на другую. Я размышлял над планом дальнейших действий. Из подворотни тянуло холодом. Тумбы намертво вросли в землю. Мы сидели на них, как скульптурные украшения, и молчали.