Волшебная галоша. Повесть-сказка

— Эх ты! — говорит. — Чудак. Потерял ты свою Васюту. Завтра станет она моей женой.

— Да уж знаю, что ты решил прикинуться другим, мой образ принять хочешь.

— Откуда знаешь? — С волшебника мигом слетел хмель. Взглянул он на руку, а на ней нет колдовского перстня.

— Отдай перстень! Слышишь, отдай!

— Дудки!

— Отдай! Превращу тебя в человека! Все верну тебе, Васюту не трону. Отдай, прощу!

— Ну, нет. Хотел ты превратиться в Кузьку, а превратишься в рыбу!

Стукнул Кузька по столу перстнем. Замахал руками волшебник, закричал, забился и стал большим черным тайменем. Прошли по дворцу волны, закружилась вода. Завертела Кузьку. Зажал он в кулаке перстень, зажмурил глаза. А когда открыл их — исчез и подводный дворец с золотыми фигурами, и лестница белоснежная. Словно ничего и не было на дне озера. Только бьет хвостом по воде черный таймень да гоняется за неведомо откуда появившимися золотыми рыбками.

С тех пор и поселились в озере два тайменя. Один зеленый — Кузька, другой черный — бывший волшебник. Один любит поозоровать — подбросить рыбакам вместо улова какую-нибудь чепуху. А второй, сердитый, обгрызает крючки, рвет сети: боится в уху попасть.

Вот вам и весь сказ.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ в которой разговаривают рыбы и оживают сказки и в которой выясняется, что на плечах у Сени не голова, а целая академия.

— Мммм, — сказал начальник «Лаборатории СИЧ». — «Мы не липы, мы не клены…» Мммм… У скачки нет конца!… Мммм…

— Видать, она не кончилась, значит, — покачал головой Тимофей Митрофанович.

— Стало быть, — сказал Сеня, — нужно искать.

— Мммм… Мудро!

Заведующий нажал кнопку, погас свет, и загорелись на стенах пестрые таблицы — различных цветов, с яркими рисунками.

Он притронулся к рычажку, спрятанному в рамке одной из таких таблиц — на ней была нарисована рыба, — таблица исчезла, и появился большой светлый экран. И тут все присутствующие услышали легкий запах йода, неспокойный и влажный ветер ударил в лица, послышался шум прибоя.

Бушевало море До горизонта простиралась его взбудораженная синева. Молнии вздрагивали и падали в темную глубину, и было слышно, как они шипят, угасая.

Но вот чуть улеглось волнение, и появилась в волнах золотая рыбка. Появилась и спросила:

— Чего тебе надобно, старче?

— Мммм… — сказал заведующий. — Это я-то старче?.. Мммм?

— И вообще говорите со мной стихами, — потребовала рыбка.

И заведующий заговорил:

- Ммм… Смилуйся, государыня рыбка,
Выручай, если можешь, конечно.
Жил на свете парнишка Кузька,
Озорник, баловник и задира,
Был наказан он стариками:
Брошен в море, непослушный.
И с тех пор он сделался рыбой,
Пучеглазым зеленым тайменем… Мммм…
- Чего тебе надобно, старче?
- Ммм… Чтобы ты разыскала Кузьку,
Помогла нам найти тайменя.

— Не печалься, ступай себе с богом. — Cказала рыбка и исчезла.

А рядом с креслом, в котором сидел заведующий, появилось новое корыто.

— Вот так штука! — закричал Димка. — Корыто вместо тайменя!

— Ммм… — улыбнулся заведующий. — Ничего не сделаешь. Уж очень точно запрограммировано… Мммм… Попробуем еще.

Он снова нажал рычажок.

Море успокоилось. Какое-то огромное черное пятно появилось на экране Оно стало четким, вырисовалось на фоне синих волн гигантское чудовище — чудо-юдо рыба-кит.

— Ох и чудовище! — с восторгом сказал Паша.

— Из «Конька-горбунка», — сказал Леня Фомин.

— Мммм… — сказал заведующий. — Мммм… Как вы угадали?..

- За далекими лесами,
Под пустыми небесами,
На воде, не на земле,
Я давно лежу во мгле.
Мой покой никто не будит…
Кто вы, люди? Где вы, люди?
Где Иванушка, мой свет?
- Мммм… Здесь его в помине нет.
Ты ведь плаваешь не в ванне,
А в Великом океане,
Не встречал ли там, средь тьмы,
Ты волшебника, Кузьмы?

— Послушайте, что вы задаете мне вопросы не по правилу? — сказал кит. — Не хочу больше с вами играть. Уходите из моей сказки.

— Дела! — почесал за ухом Тимофей Митрофанович.

— Да, — сказал Сеня. — Все-таки ограниченные люди — эти герои сказок.

— Ммм… Мудро! — сказал заведующий. — Ну-с, еще одна попытка… «Вот какие пироги!..» Ммм…

Он снова нажал рычаг. От экрана повеяло холодом. Мелкая поземка мельтешила перед глазами; через минуту возле каждого стула белели высокие, курящиеся снежной дымкой сугробы. Теперь перед глазами стыла под ледяным одеялом река, и только прорубь парила и дышала, не желая поддаваться стуже.

И вдруг из проруби выскочила щука.