Скорее мертвая, чем живая я добралась до домика монны Фаустины. Я еле достала ключи из сумки на ремне, так сильно тряслись пальцы. Внутри меня ждала монна
Фаустина с поднятой скалой, которую опустила после довольно продолжительного рассматривания.
— Это действительно Вы, — сказала она. — Вы выглядите ужасно. И грязные.
Если Вы хотите помыться....
— Завтра, — пробормотала я.
— Или, может быть, немного водки?
— Не сейчас.
Она казалась обиженной, что я пренебрегала ее сервисом.
— Минуточку, — сказала я, прежде чем она могла снова исчезнуть в своей спальне.
— У вас есть письменные принадлежности?
— Вы имеете в виду бумагу, чернила и перо?
Я кивнула, что очень плохо повлияло на мою больную голову.
— Сначала мне нужно замешать чернила и наточить перо. А бумага... Хм, максимум один-два листа, больше определенно не осталось. И еще немного пергамента, но который дороже, чем бумага. При этом держится гораздо дольше.
Все осталось от моего покойного мужа, Бог забрал его душу, — она наклонила голову на бок. — Вы должны знать, что они мне очень дороги. Я имею в виду письменные принадлежности. Вы же понимаете, что это очень ценные воспоминания!
Я поняла. На торг у меня не было сил. Я заплатила ей, сколько требовалось, и подождала, пока она везде искала письменные принадлежности.
Наконец, я поплелась к лестнице и, используя всю свою силу, забралась на чердак.
Наверху я опустилась на шаткое пристанище кровати и глубоко дышала, пока комната не перестала вращаться вокруг меня.
Самое время для подведения промежуточных итогов. Они оказались сокрушительными. Даже если я исключала, что я совсем одна застряла в прошлом.
Тревисан исчез.
Барт сидел в темнице.
А Кларисса была... Я не хотела об этом думать. Ей, в любом случае, не дали просто так уйти оттуда. Куда же они могли утащить ее?
То, что я сама была жива и свободно бегала вокруг, должно было иметь другие основания, кроме злорадства Альвизе, как мне между тем становилось ясно. Он преследовал тем самым определенные намерения, так как все, что он делал, было тщательно спланировано. Но что он планировал, оставалось по-прежнему в тени.
Моя голова слишком сильно болела, чтобы думать об этом.
«Завтра», — подумала я. «Самым ранним утром завтра я напишу сообщения. Одно для Матильды и Якопо, чтобы они знали, почему исчезла Кларисса. И одно для
Тревисана, чтобы предупредить его. Если он вообще снова появится.»
А третье я хотела написать на пергаменте. Это послание должно храниться долго.
Очень долго...
Почему, собственно? Раньше я знала. Но головная боль становилась сильнее, гораздо сильнее, чтобы я могла думать. Было ли у меня сотрясение мозга? Можно ли от этого умереть?
Дома я бы сейчас же обратилась в отделение неотложной помощи, к Иззи и
Мередит. А они проводили бы меня к Дереку Шерфельду, так как тот отвечал за черепно-мозговые травмы и был неврологом.
«МРТ и большую гемограмму», — слышала я сонорный голос доктора МакДреми.
Сейчас он бы сделал мне обезболивающий укол. Тогда моя голова снова бы прояснилась, и я могла бы написать третье сообщение.
Но лучше, вероятно, я должна сначала немного отдохнуть.
«Утром», — подумала я снова. — «Утром будет еще один день.»
Когда я проснулась, на меня светило солнце. Это были только несколько слабых лучей, которые прокладывали свой путь через небольшие дырки в обивке окна или неплотных досках крыши, но их хватало, чтобы погрузить комнату в рассеянный, пыльный свет.
Голова страшно гудела, когда я села. Шишка увеличилась до размера среднего томата, и не нужно было даже смотреть, и чувствовалась то же похоже, можно было предвидеть, что она ужасно болела.
Мучаясь, я поднялась из кровати и пошла в уборную. Манны Фаустины там не было, что было мне на руку, потому что я не была расположена к разговорам. На обратном пути наверх я взяла кусок хлеба и кружку с водой. Я посчитала, что та колоссальная цена, которую я заплатила за письменные принадлежности, должна была окупить это.
После того как поела и попила, я раскатала пергамент на сундуке Себастиано и макнула перо в чернила.
Где-то во время рассвета я проснулась в ужасе от неясного кошмара, и прежде чем снова задремать, я внезапно вспомнила, что я хотела написать в третьем сообщении.
Как и в каждом письме, сверху нужно было поставить дату.
Глава 26
Затем пришла очередь письма, которое я действительно должна была написать, но, прежде всего, надо привыкнуть к кляксам и скрипу пера. Я начала рисовать завитки в верхней части листа, предусмотрительно без плана и без цели, которым придавала, наконец, вид букв всяческими дополнениями. Между тем я нарисовала звездочки, затем новые завитки. Особенно стараясь не концентрироваться на всем этом.
Наконец, я перешла, собственно, к посланию, в написании которого я очень плохо продвигалась, после чего злилась, и мне снова и снова приходилось начинать сначала. Наконец, я прочитала, что я нарисовала и написала.
П*и*ет
Сначала самое важное: меня зовут Анна. Я трижды пыталась написать свое полное имя и дату рождения, но не получалось.