Волшебная книга судьбы

Я опускаю голову на его плечо.

Его руки смыкаются вокруг меня.

Провидение

На правах рекламы

Я залетела случайно, через шесть месяцев после того, как его взяли на работу. Узнав новость, он поцеловал меня в лоб, собрал свои карандаши и свернул карту. Потом долго сидел у окна, глядя на горизонт. Я дрожала от страха. Ведь я обещала ему, что мы будем счастливы. Просила его довериться мне. Он согласился, кивнув. В течение последующих недель был со мной нежным, внимательным. Приносил фрукты, конфеты, цветы. Я перестала дрожать.

Около половины третьего того десятого июня схватки стали невыносимыми. Акушерка извинилась: все анестезиологи были заняты. Я едва слышала ее голос, без анестезии я могла обойтись, но без него, без моей любви, моей половинки, моей жизни? Я уставилась на дверь родильного зала, обращалась к Поло, терпеливому ребенку, дескать, твой отец в пути, но акушерка это мнение не разделяла: «Давайте, тужьтесь, мадам, я уже вижу его, он готов, надо ему помочь выйти, вдохните поглубже и тужьтесь!»

Когда Поло издал свой первый крик, медсестра посмотрела на часы. Пятнадцать часов двадцать пять минут. «Какой чудесный малыш, мадам, вы можете гордиться. Даже совсем не помятый, идеальный вес и лежал как надо: просто совершенство».

Умоляю тебя, открой эту дверь, покажись сейчас на пороге, ну пожалуйста, мы тебя ждем, ждем только тебя, плевать на остальной мир, Поло похож на тебя, как я тебе и предсказывала, нос тонкий, но не слишком, губы полненькие, потрясающие ямочки, обожаемая плоть от плоти твоей.

Вошла вторая медсестра с конвертом в руке. Конечно, я поняла.

– Это вам, письмо от папы, – сказала она, улыбаясь как сообщница.

Мое сердце сжалось, заставив меня вскрикнуть.

– Вам больно? Не беспокойтесь, – попыталась утешить меня акушерка. – Это просто незначительная реакция, я проверила, все на месте, лучше расслабьтесь и прочитайте ваше письмо.

Мое письмо.

Все, что мне осталось от тебя. Три слова и запятая: «Прости, и мужайся».

Я стиснула бумагу так сильно, что след на ладони остался до вечера.

Звуки в родильном зале стихли. Акушерка села рядом, взяла меня за руку, подыскивая слова.

Холодная вечность. Мои синие вены выпирают из-под кожи, колют мне глаза. «Прости, и мужайся». Почему запятая? Мужайся, Марилу. «Чудесный ребенок. Возьмите его на руки, мадам, осторожно прижмите к себе, это главное, кожа к коже, только это имеет значение, вы сами увидите, поймете, какой он сильный, прямо пышет здоровьем, настоящий маленький король роддома».

Найти силы. Представить себе, что однажды сумею жить без чувства, что я – всего лишь обломок самой себя. Найти силы лгать себе, сказать себе, что ты, Поло, самое главное в моей жизни, единственное существо, которое имеет значение: в конце концов, со временем это станет правдой.

А теперь – держаться.

Он забрал все свои вещи. Даже свое грязное белье унес с собой. Снял наши фотографии со стены. Вычистил умывальник и ванну, сменил простыни. От него не осталось даже волоска. В автомастерской ничего не знали, он никого не предупредил о своем уходе.

Я подурнела. Сразу же. Лицо осунулось. Кожа поблекла. Я красилась, чтобы обмануть людей, но никто не обманывался. Огорченные взгляды тех, кто попадался мне навстречу. Сочувствующие записочки в почтовом ящике.

Держаться.

Я пела колыбельные Поло, глотая успокаивающие таблетки, мы засыпали вместе в моей постели. Кожа к коже: сохранить это. В следующий месяц я решила переехать. Мы обосновались в другом предместье, с такими же серыми, покрытыми граффити домами, такими же супермаркетами, такими же крытыми автобусными остановками с растрескавшимися стеклами. И с такими же соседями, или почти, – правда, тут все же было одно значительное преимущество: они ничего не знали о моем прошлом и плевать на него хотели. Поло я рассказывала, что его отец был альпинистом и исчез во время восхождения на северный склон Эвереста. Наверное, лучше было ему сказать, что он погиб, но у меня язык не повернулся. Ошибка.

– Если он исчез, значит, его могут найти.

– Знаешь, Поло, в последний раз, когда его видел один человек, это было на семи тысячах семистах метрах высоты, и погода ужасно испортилась.

– Тем более: если этот последний человек выжил, то разве и он не мог?

Как-то под вечер, около пяти часов (Поло тогда был в четвертом классе), мне позвонил школьный психолог.

– Дорогая мадам, поверьте, я сожалею, что приходится коснуться этой темы, но Поло рассказал мне об этой трагедии в горах. Ужасно, но вообще-то есть правило № 1: не позволять ребенку мечтать о невозможном. Ведь его отец не вернется, не так ли?

– Нет, не вернется.

– Тогда придется сказать ему правду. Ваш Поло, мадам, воображает, что человеческое существо могло выжить и продержаться девять лет в какой-нибудь трещине. Что его отец, возможно, обнаружил параллельный мир. Что легенда о йети не лишена оснований. Хуже того: что глобальное потепление и таяние льдов могут подарить нам чудо. Простите, что говорю напрямик, дорогая мадам, но пора взять на себя ответственность.