Волшебная лампа генсека. Фюрер нижнего мира

Само собой, звякнул я не Надюхе, а дружкам, с которыми собирался назавтра поддавать. Это веселое мероприятие сорвалось, уступив свое время ответственной работе на благо всего прогрессивного человечества.

Помещение для экспериментов на моей личности мне не шибко приглянулось. Никаких окон, едва заметная дверь. Мягкая обивка стен, пола — пожалуйста, бейтесь головой на здоровье. Мебель, скудная по ассортименту, но с деликатно закругленными краями. Маленький японский телик без кнопочек, утопленный в стене и защищенный мощным стеклом. Плафоны, источающие розоватый свет. Приземистый унитаз, с которого трудно свалиться. Неброская коротконогая койка — с такой если и упадешь под действием сна-кошмара, то насмерть не разобьешься.

Таковы, наверное, одиночные палаты для буйнопомешанных где-нибудь на Западе; или у нас — для членов ЦК. Интересно, бывают ли у нас буйные цэкашники? Или они в любом случае остаются на своих рабочих местах и продолжают приносить пользу родине?

Под такие интересные мысли я сдал одежку лаборанту в его мешок — под расписку. И безо всяких записей получил новый свой прикид. Белую рубаху без пуговиц, похожую на тунику из какого-нибудь исторического фильма, и белые, восточного типа, шаровары для свободного гуляния ветра. Да, кажется, Бореев тоже любит киношку смотреть. Что любопытно, часы у меня забрали. А вот сигареты оставили.

Дверь защелкнулась на замок. Ну, что дальше, профессора? Сперва надо ликвидировать накопившийся у меня недосып. Я юркнул в койку и сладко прижался к подушке. Солдат спит, а служба идет — и зарплата тоже, и премиальные, надеюсь.

Разбудила меня медсестра, первая бабешка, увиденная мной в этом заведении. Запустили ее ко мне для для уколов в мое тело. И, возможно, для снятия психологического напряжения. Первая инъекция была, наверное, из породы транквилизаторов, а вторая — древнемессопотамским стимулятором, вернее тем, что авторитетно считается стимулятором. Он попал прямо в вену и отправился в деловую поездку по моему организму. Девушка работала сноровисто, ловко, безошибочно — не то что-то косорукие медсеструхи из нашего бесплатного здравоохранения. Я даже сравнил ее с умелой дояркой или птичницей. Но тогда кем является моя персона — несушкой или коровой? На вопрос: «Который час?» медсестра отчеканила: «Девять утра, товарищ Фролов». Это совпало с моим внутренним ощущением, что уже наступил следующий, так сказать, рабочий день.

— Красивая, вас Машей зовут?

— Меня? — несколько опешила сестра.

— Ну если не вас, тогда, значит, меня.

Сестру звали Дашей, и я, желая отвлечься от неясности своего положения, продолжал с навязчивостью увиваться за ней.

— А вы когда заканчиваете трудиться?

— В шесть вечера.

— Может зайдете еще, Дарья? Покурим… я бывалый боец, и у меня всегда наготове пара историй о моих похождениях и прочих подвигах.

Девушка по имени Даша вежливо улыбалась, но я все равно почувствовал, что она далека от меня, как экспериментатор от белой подопытной мыши. Ну, как бы вы отреагировали, если б муха-дрозофила или белая мышь вдруг пригласила вас на белый танец.

— Ну, понятно, начальство у вас строгое. — я был уверен, что телеглаз неустанно наблюдает за мной и не отстанет, даже когда моя задница расположится на горшке.

— Отдыхайте, Глеб Александрович.

С такими расслабляющими словами девушка удалилась. Этакая чистюлька-комсомолочка, дочурка мелкого номенклатурщика, которая гордится своей работой в важном учреждении и надевает плащ-презерватив на всех, с кем приходится трахаться. Бореев, небось, обещает ей, что на следующий год обязательно пристроит в медицинский институт.

Я прилег отдохнуть, как посоветовала сестра милосердия Даша. Лампы верно отреагировали на мое движение, верхний плафон отключился, зажегся слабый ночничок. Я прикрыл глаза и спустя минут пять показалось, что верхняя лампа опять слегка забрезжила. Я проверил правдивость ощущения размыканием век — ничего подобного. Но при опущенных веках снова заструился верхний свет, который даже приобрел объемность. А в нем замаячили непонятные кляксы разной подвижности. К этому добавилось легкое давление в области лба. Свет поструился с полчаса — и на том в первый день эксперимента все закончилось.

Из каких-то других событий можно отметить лишь то, что кормежку таскал лаборант — все сплошь вегетарианское, приправленное гадким оливковым маслом, которого я терпеть не в силах.

Продрав очи после очередного просмотра снов, я уткнулся в телевизор, по которому, впрочем, крутили не обычные советские передачи про перевыполнение плана и встречу однополчан, а что-то с видеомагнитофона. Я бы назвал это авангардным оп-артом.

Фильмы о скрытой жизни природы делали ранее незаметное для меня явным и наглядным. Например, мне в ускоренном виде показывали рост дерева, путешествие улитки, или в крайне заторможенном — полет мухи, разряд молнии.