Волшебная лампа генсека. Фюрер нижнего мира

– Глеб, почему ты здесь околачиваешься?

– В твоих словах звучит ужас, будто я каменный гость. А я ведь живой, белковый, имею право присутствовать в любой точке пространства. К тому же ты слышал, я друг Лизы, свежий или несвежий, не так уж важно.

– Я знаю всех ее друзей и догадываюсь, кто ты. - глаза Фимы смотрели с напряжением, но голос стих до шепота. - Ты пришел из-за Иосифа или Зусмана, то есть ты работаешь на Большой Дом. Кто-то вроде тебя должен был появиться.

Тут уж впервые мне стало неуютно. Этот очкарик видит меня насквозь. Хотя есть и для него затемнения.

– Если взаправду, мой четырехглазый брат, то я здесь не из-за Иосифа или Зусмана, как ты выразился. А потому, что мне приглянулась Лиза, и я готов ради нее на… В общем, готов.

Он неожиданно согласился.

– Да, это так. Я несколько запутался. Выходит, ты не с «обратной стороны».

– Ладно, это со своими Ицхаком Луриа и Шнеером Залманом разбирайся, кто является полномочным представителем вампирской стороны «ситра ахара». Меня сейчас другое интересует: Лиза сейчас одна? В кроватном смысле этого слова.

– Вот тот мохнатый член у окошка с гитарой, Костя Сючиц, сейчас кантуется у нее, - с явной неприязнью к «члену» объяснил Фима. Однако я не имел ничего против гражданина Сючица, с его помощью мне предстояло отмазаться от Лизы.

И тут меня обуяло. Опять соблазн, впрочем, не тот, что заставил спасать докторшу. Однако, в случае ошибки он мог мне дорого обойтись. Вдруг Фима тоже работает на Комитет? Но я все-таки не удержался.

– Слушай, Ефим, зачем может каббала пригодится заведению, ну скажем, разрабатывающему оружие?

Реакция Гольденберга была неожиданной, надрывной.

– Началось! Уже началось. Ученый с глазами изо льда и именем, в котором звучит северный ветер, уже знает как открыть ворота в миры нечистых «клипат»…- Фима схватил меня за рукав. - Ты знаком с этим типом, Глеб?

– Не знаком и, надеюсь, не познакомлюсь никогда. Тем не менее, он, наверное, существует, и я помаленьку тружусь на него. Так, библиотекарская работенка. Подбираю литературу.

Тут громко заговорил, пытаясь попасть в центр внимания, какой-то довольно ухоженный кент спекулянтского вида. Он рассказывал о том, что разбухание производственных издержек и наращивание запасов выгодно нашим директорам. Что напротив им невыгодно внедрять новые технологии, ведь переоборудование предприятия приведет к срыву текущего плана и увеличению будущих заданий. Что амортизационные отчисления не тратятся на обновление техники, а втюхиваются в долгострой и незавершенку. Что страна держится за счет вывоза нефти, которая пока добывается дешево, а продается дорого из-за бузы на Ближнем Востоке. И что Союзу выгодно эту бузу поддерживать…

Смышленный парнишка. Но примерно то же самое, только обрывками, намеками и полунамеками выражали и наши сотрудники поумнее. К тому же, в отличие от нынешнего оратора, чекистам известно, как помешивать угольки на Ближнем Востоке и, напротив, подмораживать ситуацию в стране.

Я тем временем старался ощутить своим коленом ножку врачихи, облаченную в зеленоватый чулочек. Хотя понимал, что желание мое сродни зудящей коже, которую непозволительно расчесывать. В итоге, как говорится, вышел на контакт. Волна нахлынула снова. Конечно, в этом шуме-гаме не такая мощная, как тогда, в автомобиле, однако опять задела позвоночник и задние доли мозга. Между прочим, инфекционистка меня тоже почувствовала, но свой чулочек отдернула не сразу.

Я собирался предпринять что-нибудь более дерзкое, но тут произошли изменения на сцене. Личность, рассуждавшая о проблемах экономики, быстро наскучила публике и была загавкана.

– Иди ты в Америку со своими знаниями, - предложил умнику тот нетрезвый барбудос-барбос, который принял меня за «аида».-А мне все равно туда не попасть. Колумб тоже не просыхал и поэтому спутал Америку с Индией.

После чего последователь Колумба стал выступать сам. Стихи его начинались со строки: «Слушай, богиня, налей, Соломону, Абрамову сыну» и заканчивались словами: «Темницы рухнут и свобода нас встретит с кружкою у входа». А в промежутке его вирши напоминали бедуинские касыды, где, правда, коня заменяла бутылка «ноль семь» вермута, а описание доблестей родного племени замещалось воспеванием какой-то группы хануриков, начинающих принимать портвейн с семи утра. Да, наш андерграунд недалеко ушел от аравийского седьмого века.

Потом кто-то прочитал философскую поэму про две какашки, беседующие о величавом и непостижимом устройстве мироздания, причем за мироздание принималась унитазно-канализационная система.

Наконец мохнорылый Лизкин хахаль отважно забренчал на гитаре какую-то демонически-насильственную песню про мужественного клопа, который терзает по ночам мягкую белую задницу секретаря ленинградского обкома.

– Давай-ка снимемся отсюда, - предложил Фима. - Квартира коммунальная, но у Лизы имеется еще одна комнатка, там только бабушка с внучкой содержатся.