Шея болит. И спина вся занемела. Открыв глаза, я понимаю, почему. Я так и провела всю ночь на старинном бархатном диванчике, предназначенном для милой светской болтовни и легкого флирта, но уж никак не для сна.
С трудом встаю, расправляя затекшие мышцы. Потянуться вверх, к небу, потом наклон — коснуться пальцев ног. Выполнив еще несколько наклонов в стороны и покрутив шеей, подхожу к окну и раздергиваю тяжелые бархатные шторы. Комнату заливает яркий свет, от него слезятся глаза, и я быстро возвращаю шторы на место. Аккуратно поправляю, чтобы они сомкнулись плотней, чтобы ни щелочки не осталось. В комнате снова устанавливается вечная ночь. Деймен предупреждал, что беспощадные лучи калифорнийского солнца могут погубить вещи, которые здесь хранятся.
Деймен…
От одной мысли о нем сердце наполняется такой тоской, такой невыносимой болью… Кружится голова, и я, пошатнувшись, хватаюсь за изысканное старинное бюро. Беглый взгляд убеждает меня в том, что я не совсем одинока.
Куда ни глянь — со всех сторон на меня смотрят его портреты в музейных рамах. Величайшие художники мира замечательно уловили сходство. На картине Пикассо он в строгом темном костюме, Веласкес изобразил его верхом на норовистом белом жеребце. Я думала, что хорошо знаю лицо Деймена — а сейчас он смотрит отстранение и как будто насмешливо, с вызовом вздернув подбородок, и эти губы, чудесные теплые губы, по которым я так стосковалась, что почти ощущаю их вкус, кажутся надменными, равнодушными, они сводят меня с ума и словно предупреждают: не приближайся!
Я закрываю глаза, лишь бы этого не видеть. Наверняка мне померещилось, нужно успокоиться. Заставляю себя несколько раз поглубже вдохнуть и снова берусь за телефон, В который раз наговариваю на автоответчик: «Позвони мне… Где ты?.. Что случилось?.. У тебя все в порядке?.. Позвони…»
Я уже оставила несчетное количество таких сообщений.
Сунув мобильник в сумку, в последний раз оглядываю комнату, стараясь не смотреть на портреты. Нужно убедиться, что я не пропустила какой-нибудь зацепки — хоть пустяка, который мог бы подсказать, что, как и почему.
Уверившись, что сделано все возможное, подхватываю сумочку и отправляюсь на кухню. Там оставляю короткую записку — в ней примерно все то же самое, что я наговорила на телефон. Я знаю — как только выйду за дверь, моя связь с Дейменом окажется еще слабее.
Глубоко вздохнув, закрываю глаза и представляю себе будущее, которое еще вчера казалось таким несомненным, где мы с Дейменом вместе и счастливы. Если бы можно было это будущее материализовать. Хотя в глубине души я сознаю, что это бесполезно.
Невозможно материализовать другого человека По крайней мере, надолго.
А потому я переключаюсь на то, что мне материализовать по силам. Представляю себе безупречно прекрасный алый тюльпан — восковые нежные лепестки, длинный гибкий стебель… Идеальный символ нашей бессмертной любви. Ощутив его в руке, я возвращаюсь в кухню рву записку и вместо нее оставляю на столе цветок.
Глава 16
Я соскучилась по Райли.
Мне ее физически не хватает, в буквальном смысле — до боли.
Видите ли, как только я поняла, что мне не остается ничего другого, кроме как сообщить Сабине, что Деймен явиться на ужин не сможет (а я тянула с этим до десяти минут девятого, когда окончательно стало ясно, что он не придет), посыпались вопросы. И это продолжалось все выходные. Сабина то и дело спрашивала:
«Что случилось? Я же знаю, что-то случилось! Почему ты не хочешь мне рассказать? Что-то с Дейменом? Вы поссорились?»
Что-то я ей отвечала, давясь ужином, лишь бы убедить Сабину, что у меня действительно нет анорексии, говорила мол, все отлично, просто Деймен занят, а я переутомилась после развеселого вечера в гостях у Хейвен. Было ясно — Сабина мне не верит. По крайней мере, не верит, что все отлично. Что я была в гостях у Хейвен, она и впрямь поверила.
Зато она упорно требовала объяснить, почему я все время вздыхаю, откуда эти перепады настроения от простой печали до истерики и обратно. Ужасно мне не хотелось ее обманывать, и все-таки я стояла на своем. Наверное, мне казалось, что, если соврать Сабине, легче будет врать и самой себе. Боялась, если я расскажу все как было, хоть сердце и отказывается верить, я начну по крайней мере, головой сомневаться — вдруг Деймен действительно меня бросил… И тогда это каким-то непонятным образом станет правдой.
Была бы Райли здесь, все было бы по-другому. Ей я все могла рассказать, от начала до конца, со всеми кошмарными подробностями. Она бы поняла, мало того — у нее и ответы нашлись бы.
Она ведь мертвая — это как пропуск без ограничений. Она может в один миг оказаться там, где захочет. Вся планета как на ладони, Это куда действеннее моих лихорадочных звонков по телефону и бессистемных метаний по городу.
Ведь в конечном итоге результат моего неумелого расследования оказался следующий: (то есть ничего).
Так что в понедельник утром я знаю не больше, чем в пятницу вечером, когда все и произошло. И сколько я ни названивала Майлзу и Хейвен, неизменно слышала в ответ: