Волшебная мясорубка

К вечеру того дня великий Эхнаух погрузился в ущелье скал из красных пород. Мутные воды реки отражали утесы, отчего те становились темными и багровыми, словно вишневый сок. Прямо из скал росли одинокие кусты и в них виднелись птичьи гнезда. «Как это прекрасно!» – воскликнул Франк, перекрикивая шум реки: она помчалась быстрее, и, беседуя, приходилось напрягать голосовые связки.

– О, это великое место! – сказал Рудольф. – О нем сложено немало легенд и песен. Даже люди Запада хранят сказания о Кровавом ущелье. Говорят, что здесь в великой войне был убит последний дракон. И кровь его стала привратницей для священной страны Хэтао, страны где добрые драконы находят вечное пристанище и покой.

Рудольф выпрямился, закрыл глаза и вздохнул полной грудью. Казалось, он сейчас свистнет, но вместо этого он запел на какой-то древний восточный мотив:

Так случилось, что осенью славного года жэньсюй,[3]
В день, когда уж седьмая луна на ущербе была,
С гостем праведным плыли неспешно мы в лодке вдвоем,
По реке Эхнаух между Красных обветренных скал.
Не тревожа поток, чуть прохладный дышал ветерок,
словно третий наш друг.

Гостю я предложил, поднимая свой кубок с вином,

Вместе строки припомнить о гибельной древней войне,
Спеть о давних летах и о чудных драконах стихи,
И от песни старинной печалью сердца напоить:
Ведь и всякая мудрость в печалях зачата была,
такова наша жизнь.

Над восточною вскоре горой появилась луна,

Поплыла-поплыла – между звезд красотою бела.
Засверкала река от нее, словно капли росы,
И смешались в одно в этот час небеса и вода,
И обнялись они, приготовившись музыке слов
нашей песни внимать.

В колеснице-ладье мы по ветру летим и летим

В пустоту и безбрежность, не ведая, есть ли предел.
Кружим в вечности, кружим, от мира сего отрешась,
Как на крыльях взлетая к обители змеев святых,
Чтобы гимны хвалебные спеть тем крылатым зверям,
встарь покинувшим нас.

…Так мы пили вино. Нет, казалось, печали конца,

А потом, на борта опираясь, мы начали петь:
«О, дракон Эхнаух, в честь тебя этот назван поток —
Там, где кровь твоя все-то струится, теченье багря,
Мы, спустя десять тысяч веков, преклоненно тебе
свои гимны поем».

И от нашей ладьи на ветрах по кровавой реке,

Эта музыка вдаль ускользала, тянулась, как нить.
Может даже драконы проснулись в пещерах в тот миг,
И слезу уронила вдова, что плыла на плоту.
Почему так грустна твоя слава, о, змей Эхнаух?
Древний змей Эхнаух.

Вдруг под лодкой бревно я заметил в мерцании вод,

Пригляделся, и понял, нет, вовсе не древо сие.
И, судьбе покивав, я продолжил печальный распев.
Ведь по лунной реке, провожая нас в дальнюю даль,
В поднебесную даль, как большой крокодил, рядом плыл,
подвывая, дракон.

Рудольф замолчал, глядя вдаль. Ветерок трепал его короткие волосы, а быстрые воды Эхнауха уносили «Волынку» в страну добрых драконов.

* * *