Эти несколько дней Маша жила грезами. Едва она закрывала глаза, чтобы уснуть после долгого хлопотливого дня, воображение рисовало ей подробности той волшебной ночи... Она будто вновь слышала трели соловья и хриплый голос Сережи, звавший:
- Иди ко мне...
Мысленно она проживала заново каждое мгновение той ночи, ничего не забывая и не оставляя без внимания: ни колючую щетину на щеке Сережи, ни пленительную силу и твердость его рук, ни частое биение сердца, ни сладчайший запах его пота... Все, все любила Маша в нем, как в те далекие годы, когда они были такими же юными, как их дети теперь...
Одно лишь печалило Марью Алексеевну. За эти дни Сергей Львович ни разу ничем не напомнил о себе. Значит ли это, что она ему вовсе не нужна? Впрочем, разве это мешало ей любить? "Боже, Боже! - думала бессонными ночами Марья Алексеевна. - Какое счастье любить и знать, что на свете есть этот человек! Во плоти, живой, а не герой романов или грез. Он есть, и я люблю его! Жизнь перестала быть сном, а я - Спящей царевной из сказки. Он расколдовал меня, и я теперь живу! И пусть, пусть он более никогда не придет, пусть ничего более не случится с нами, я счастлива. Господи, могла ли я подумать, что так богата жизнь, так много чудес у Тебя?"
Все так, однако молчание Бронского печалило бедняжку, она хотела надеяться, что еще нужна ему, что и он возродится с ее любовью, что все еще возможно. Однако дни шли, а Сережа не давал о себе знать...
Занятая хлопотами, Марья Алексеевна все же спросила о дочери и удовольствовалась беглым ответом Насти, что барышня в саду. Однако дочь не появилась за вечерним чаем, и дама пила чай в одиночестве (Василий Федорович не вернулся из города). Привыкшая к Катиным чудачествам, Марья Алексеевна полагала, что девушка опять заперлась у себя. Но беспокойное чувство, заглушаемое домашними заботами, теперь заговорило в полную силу.
Денисьева уж было поднялась из-за стола, чтобы направиться в Катину комнату, как в столовую вбежала бледная, заплаканная Настя и срывающимся голосом проговорила:
- Беда, барыня! Катя пропала!
Марья Алексеевна тотчас подскочила к ней:
- Как пропала? Что ты врешь?
Больно заныло сердце, но испуганная мать метнулась на лестницу и в мгновение ока оказалась в Катиной комнатке. Там было пусто и, казалось, давно. Настя следовала за ней по пятам, ломая руки и воя.
- Рассказывай, что знаешь! - велела сходящая с ума женщина.
Она стала бродить по комнате, с трудом понимая, что говорит с причитаниями Настя. Да и что могла горничная знать? Барышня велела сказать, что гуляет в саду, и только. Куда направилась Катя, она не знала. Верно, недалече, раз ничего с собой не взяла и одета была легко.
- Что это, а, Настя? Свидание? С младшим Бронским? Где? Где они могли бы встречаться?
- Да я уж все обегала! - выла Настя. - Все окрест облазила, каждый кустик оглядела! На опушке в роще за домом была. Вот... нашла... - и она зарыдала в голос, протягивая барыне тюлевый цветочек от Катиной шляпки.
Марья Алексеевна непонимающе смотрела на жалкое украшение, бормоча:
- Что это? Побег или похищение? А может, Настя, - оживилась она, - а может, Катя вот-вот вернется? Ну, гуляла с этим мальчиком, изменником, теперь вернется? А цветочек оборвался...
Настя трясла головой:
- Ох, барыня, мы не говорили вам всего! Ох, беда-то, горюшко лихое... Ведь разбойник-то этот, Гришка, позарился на нашу Катю, преследовал ее, горемычную...
- Нет! - просяще простонала несчастная мать. - Только не Гришка!
Она заплакала, однако тотчас встрепенулась.
- Надобно искать! Ехать, бежать...
- Да куды? - выла Настя. - У него вон войско какое, куды нам-то?
Марья Алексеевна сжала голову ладонями.
- Постой, Настя, не кричи. Давай подумаем. Ведь она сама ушла. Куда шла, неужто к разбойнику?
- Христос с вами! - замахала Настя руками. - Катя боялась этого черта хуже смерти!
- Вот! - обрадовано воскликнула барыня. - Выходит, она шла к кому-то другому. Была весела или мрачна?
Настя умолкла на миг, вспоминая.
- Так по ней разве поймешь? Но не печальна, нет. Задорная, что ли, куражная.
- Свидание? - лихорадочно вопросила Марья Алексеевна. - Ты все знаешь про ее сердечные дела, верно?
Настя замотала головой:
- Да разве она что скажет? Ну, получала письма, радовалась им.
- Ну конечно! - воскликнула Денисьева. - На балу они и сговорились о свидании. Они танцевали котильон... Я-то думала, ее гусарский поручик пленил...
Марья Алексеевна бросилась вон из комнаты. Крикнув Василису, велела распорядиться об экипаже:
- Катя пропала!
Василиса ахнула и испуганно пробормотала:
- Да, матушка, Василий Федорович не вернулись, а на чем ехать-то? Бричка опять сломалась, дормез еще по весне развалился...
Марья Алексеевна бросилась в конюшню, прихватив с собой фонарь.
- Да куды же вы, барыня? - лепетала Настя, едва поспевая за ней.
- Надобно прежде ехать к ним, там ее искать!
Она растолкала спящего конюха. Тот очумело смотрел на барыню.
- Есть ли верховые? - выспрашивала она.
Фомич почесал в затылке.
- Разве что Ласточка? А на что тебе?
- Седлай! - решительно распорядилась барыня.
Фомич смотрел на нее с недоумением: